Все. Крыса лежит бурой кляксой на скользкой траве, крысиная жизнь перестала быть центром притяжения, вокруг которого только что вращались по разным орбитам другие, более удачливые жизни пса Корвина, человека Лука и двух ворон с невнятными именами… Да и самые орбиты рассыпались… Удивленный Корвин принюхивается к полузнакомым ароматам: пища, но странная… Голодные вороны, забыв обо всем, кроме голода, скок, скок… скок поближе – и в крик…
– Нет, Корик, фу, дорогой, это ты жрать не будешь. Лягушку – разрешу, а эту нет. НЕТ, я сказал!»
С рассвирепевшим хозяином шутки плохи, даже если он не прав, да и поел Корвин недавно…
– Что же, теперь, так и бросить, а?
– Воронам отдадим. Пошли, пойдем, скотина. Тоже, мне, победа. От афганской борзой, небось, драпал бы…
Корвин нервно хлестнул хвостом – с щенячьего детства не любит он эту породу, когда-то его напугавшую:
– И ничего не драпал бы… – В последний раз он задирает ногу у фонарного столба, бегом-бегом через проезжую часть (хозяин такой тормоз!) и вот уже парадная. А там за множеством дверей ждет его подстилка и миска с водой. И вообще он уже забыл о приключении на прогулке…
А Лук запомнил навсегда. С Корвина-то – какой спрос?
Он уверен, что мог тогда предотвратить убийство и спасти старой крысе жизнь, никому, кроме нее самой, не нужную, но не спас. Он с армии, с детства испытывает омерзение к этим помойным существам, он знает, что та крыса, даже если и не трогать ее, давным-давно умерла бы естественной смертью от старости. Он в курсе, что по религиозным нормам у крысы нет души, а по научным – разума, а все же… О, если бы только можно было вернуться в тот миг, о если бы! Лук – ни секунды не печалясь о городских санитарных нормах и не заботясь об удовлетворении собачьих охотничьих инстинктов – схватил бы Корвина за шиворот и дал бы уйти восвояси живому существу, потому что именно в его власти, в его мимолетной прихоти было решать за него – жить тому, или загублену быть, пощадить или… Но не случится у него второй попытки, он использовал первую.
И помнит, помнит, помнит Лук тех двух ворон и то, как они плясали и хохотали вокруг! Да, потому что птицы эти – зверохитрым дремучим инстинктом ли, по опыту, или синантропьим разумом своим – предвидели, в какую сторону склонится чаша Луковых колебаний.
А пожалуй – и знали.