Туманная белизна, впрочем, не воспринималась пустой; она двигалась, перемещалась, вихрилась вокруг ковра-самолета, напоминая бульон — только из ничего. Некий Пустосуп. Ковер передвигался с максимальной скоростью, то есть быстро, очень быстро, однако казалось, что он остается на месте. В пределах ковра не дул ветер, а за его пределами не возникало ориентиров, позволяющих определить, куда он движется и движется ли вообще. Луке чудилось, что ковер завис в самом центре Туманов на вечные времена. И не успел он об этом подумать, как Решам и в самом деле остановился. Никакого движения. Теперь они были забыты, брошены на произвол судьбы. Как Слоноутица назвала это безместное место? Обливион. Забвение. Место полного беспамятства, пустоты, небытия. Верующие называют его Лимбом. Пространство между Раем и Адом. Лука остро ощутил одиночество. Строго говоря, он не был одинок, все его спутники были рядом, но все же одиночество терзало его. Он нуждался в матери, ему не хватало брата, и он очень жалел, что отец заснул Беспробудным Сном. Ему хотелось очутиться в своей комнате, в школе, среди друзей, на знакомой улице, чтобы кругом были соседи. Он хотел вернуться в привычный мир, где бы все было как всегда. А вокруг крутились белесые Туманы Времени, и Луке начинало казаться, что за ковер цепляются длинные, похожие на тонкие щупальца пальцы, готовые схватить его и стереть с лица мира. В своем одиночестве, которое, строго говоря, таковым не являлось, он начал задумываться о том, что же собственно натворил. Прежде всего, нарушил первую заповедь малышей: не разговаривай с незнакомцами. Больше того, он позволил незнакомцу увести себя из уютного защищенного мира в самое опасное место на свете. Лука ощущал себя круглым дураком и понимал, что за дурость придется расплачиваться. И вообще, что собой представляет этот незнакомец? Он заявил, что его не послали, а вызвали. Словно умирающий — да, здесь, в Туманах Времени, Лука признался себе, что способен произнести это ужасное слово, но только мысленно, — словно умирающий отец призвал к себе собственную смерть. Мальчик так и не мог понять, верит в это или нет. Разве не глупо было с его стороны отправиться в неизвестность, в туманную неизвестность, с таким человеком — скорее даже, с существом! — которому не вполне веришь и уж точно не доверяешь? Лука всегда считался умным мальчиком, но теперь он явно опроверг всеобщее мнение о себе. Ему казалось, что он самый распоследний глупец на свете.
Он посмотрел на Пса с Медведем. Оба молчали, но, судя по выражению глаз, чувствовали себя не менее одинокими, чем Лука. Истории, которые они поведали о себе и своих приключениях, истории жизни, казалось, безвозвратно их покидали. А может, они и вправду никогда не были людьми, а только вообразили это, выдумав себе благородное происхождение? Разве не мечтает каждый оказаться переодетым принцем? Выдуманные или правдивые, истории покидали их, утекая в неизвестность среди этой безграничной пустоты и снова превращая их в животных, которых судьба несет неведомо куда.
Внезапно что-то изменилось. Белесая мгла рассеялась. Она уже не казалась безмерно пустым пространством, но сгустилась в отдельные тучи, сквозь которые летит по небу ковер-самолет, а впереди забрезжило нечто вроде выхода! И снова появилось ощущение скорости, с которой Решам мчался вперед, к свету, заметно приблизившемуся. И наконец — УУXX! — они вырвались на простор яркого солнечного дня. Все, кто был на ковре-самолете, по-своему выражали бурную радость, а Лука, прижав руки к щекам, к удивлению своему, обнаружил, что они мокры от слез. Он услышал уже привычный звон и увидел, что на счетчике в правом верхнем углу его поля зрения появилась цифра «три». От волнения он даже не заметил, где надо было сохранить уровень.
— Ты просто не туда смотрел, — сказала Сорайя. — Ладно, все в порядке. Я сохранила уровень вместо тебя.
Он посмотрел вниз и увидел Великий Застой. По эту сторону Туманов Времени Река превратилась в гигантское болото, которое простиралось во все стороны, насколько можно было окинуть взглядом.
— Красиво-то как! — сказал он.
— Да, красиво, — заметила Сорайя, — если ты ищешь красоту. Вон там, подальше, можно полюбоваться на редкостных аллигаторов и гигантских дятлов, ароматные кипарисы и плотоядные росянки. Но при этом ты непременно заблудишься и забудешь сам себя, потому что таково свойство Великого Застоя: он захватывает любого, кто забирается в его дебри, и окутывает сонливой ленью, желанием остаться здесь навсегда, забыв о цели и вообще о былой жизни, просто улечься под деревом и расслабиться. Ароматы Застоя изумительны, но отнюдь не безопасны. Вдохни эту красоту — и тебя тут же потянет улечься на травке, а тогда уж ты навеки останешься узником этого Болота.
— Повезло же нам встретить тебя и твой ковер-самолет, — с чувством произнес Лука. — Наверное, это был самый удачный день в моей жизни.