Лука Мудищев (сборник)

— До конца хотел бы света

Еблю длить сию.

Ради Бога, вверх поддайте,

Плачу и молю;

Ну же, ну! скорей кончайте,

Как я вас люблю!

Мама миа! Миг остался,

Кончу я вот-вот…

— Боже, ты меня дождался,

Ебанный ты в рот!

III

Да не тяни же ты, ебунчик-купидон,

Дай хоть прицелиться мне, выблядок проклятый,

Пизда разверзлась да и в жопе адский стон,

Ты в хуй вцепилася с любовью непочатой.

Забрось же ноги мне на плечи, ангел мой,

Пусть неудобно. Я ценю тебя за это.

Но ты вздымаешься вулканом подо мной,

Как будто не было и нет с тобой поэта.

Ах, Беатриче[4], дай же вставить наконец,

Ты извертелась вся. Но, Боже, что за жопа!

В ней мог бы сгинуть я задолго до потопа

И затеряться под биение сердец.

Когда б не смел я этой жопой восторгаться,

Навряд ли хуй бы мог хоть чуточку подняться!

IV

О, Дон-Жуан, любви неверной жало,

Как ты вошел, какой нашел ты путь

В прекрасную доверчивую грудь,

Когда в конце скрывается начало?

Вглядись, вглядись в бесстыдное зерцало,

Какие страсти — может, в этом суть?

Тебе не жаль повергнутой ничуть,

Той, что вчера мольбы не отвергала.

Пусть плачущей тебе отраден вид,

Пускай она, когда ты весел, плачет,

Она твой пыл теперь не охладит;

Но Дон-Жуан намеренья не прячет,

Да, я любил когда-то, говорит,

Но это ничего с тех пор не значит!

V

Танцует шлюха, и на ней печать

Греховной жизни, словно пламень серный,

И тянется рука — печать сорвать,

Но страсть ушла, как обожатель скверный!

Ни девы, чьим вниманьем был смущен,

Ни жены, что любовь мою втоптали,

Тебе не ровня. Жизнь прошла, как сон.

Какие шлюхи в сердце танцевали!

Танцуй! Ты, обнажая чресла, ждешь,

Чтоб насладился я тобой поспешно,

А счастья нет. Любви ты не вернешь,

Хоть я к тебе захаживал прилежно.

Танцуй, танцуй. Все остальное — дым.

Я лишь с тобой останусь молодым!

VI

Я признаю, то здесь, то там блуждая,

Я сделался изменчивым на вид;

Своим страстям безвольно потакая,

Давным-давно я позабыл про стыд.

Всей жизни цель в пучине наслаждений

Утратил я… Так верь божбе моей,

Что сердце молодело от падений,

Когда других любил я, дуралей!

Все тот же я. Взгляни на облик мой,

Свободен я от новых вожделений,

Я всех отверг и вновь лишь пред тобой

Готов покорно преклонить колени.

Хоть я и лгу, и взор мне застит мгла,

Но только ты поверить мне могла!

VII

Слова любви, как погребальный звон,

Грешил я всласть, а плоть не остывает,

В твоих глубинах сердце изнывает,

Когда грозил мне рок со всех сторон.

Олень, рога ломая, бьет о ствол,

И где бы нам улечься ни случилось,

Исхода нет. Пусть гол я, как сокол,

Но вновь ласкает ласточку Эол,

И бездна мне в глазах твоих открылась!

. . . . . .

Пускай мы жизни прошлой не вернем,

Пускай фортуна к нам переменилась,

Любовь живет лишь настоящим днем,

Сдаваясь победителям на милость!

VIII

А грудь твоя в руке, ну точно гроздь,

Желаний всех исполнена, похоже.

Покой в глазах. Шепчу я: «Боже, Боже!

Не отведи мой раскаленный гвоздь!»

Везде, куда ни глянешь, разлилось

Одних страстей неверное теченье,

Как бы в воде слежу любви свеченье.

Тут зрима плоть, как часовая ось.

Вот родинка под манием перста

Взошла, как путеводная звезда,

Всего сумел добиться я сегодня!..

Вконец упившись, сбились мы с пути,

Любовь простерта, чтоб навек уйти,

Ласкаю груди, жду бича Господня!

IX

Вот в эту дырочку вставь палец, милый друг!

И очень медленно вводи в меня кунштюк.

Губами грудь возьми!.. Возьми и поиграй,

Да не стесняйся и за мной все повторяй!

Мой Бог, ты вставил. Ах, не прячь свои глаза,

Сама я знаю, что туда тебе нельзя.

Но нет прелестнее на свете ничего,

Чем ошибаться нам, меняя статус кво![5]

Еще, еще!.. Как избежать мне этих мук,

А в этой дырочке мой пальчик, милый друг!

Акварель

Смолкли щебет и трели,

Как же сон твой глубок!

В лепестках акварели

Распустился цветок.

Плавно падают тени,

Льется музыки бредь;

Мне б раздвинуть колени

И цветок разглядеть!

Лука Мудищев

Человек и человек — люди,

яйцо и яйцо — муди.

Мои богини! Коль случится

Сию поэму в руки взять —

Не раскрывайте: не годится

И неприлично вам читать.

Вы любопытны, пол прекрасный,

Но воздержитесь на сей раз:

Здесь слог письма для вас опасный.

Итак, не трогать, прошу вас.

Все ж, коли слушать не хотите,

То так и быть, ее прочтите.

Но после будете жалеть:

Придется долго вам краснеть.

I

Дом двухэтажный занимая,

В родной Москве жила-была

Одна купчиха молодая,

Лицом румяна и бела.

Покойный муж ее, детина

Еще не старой был поры,

Но приключилася кончина

Ему от жениной дыры.

На передок все бабы слабы,

Скажу вам прямо, не таясь,

Но уж такой ебливой бабы

И свет не видел отродясь!

Муж молодой моей купчихи

Был безответный парень, тихий

И, слушая жены приказ,

Еб ее в сутки двадцать раз.

Порой он ноги чуть волочит —

Хуй не встает, хоть отруби!

Она ж и знать того не хочет —

Хоть плачь, а все-таки еби!

Подобной каторги едва ли

Продержит кто. Вот год прошел,

И бедный муж в тот мир сошел,

Где несть ни ебли, ни печали.

Вдова ж, не в силах пылкость чрева

И ярость страсти обуздать,

Пошла направо и налево

Любому каждому давать.

Ебли ее и молодые,

И старые, и пожилые.

Все, кому ебля по нутру,

Во вдовью лазали дыру.

О вы, замужние и вдовы!

О девы (целки тут не в счет)

Позвольте мне вам наперед