С именем Машерова связана легенда о сытой республике-работнице, кормившей колбасой и Москву с Ленинградом, и собственных жителей. Причем слухи о белорусской сытости распространялись так далеко, что отставные военнослужащие, имевшие право выбирать, в каком городе будут вековать пенсионерский срок, стремились выбрать Минск или другой белорусский город. И до сих пор по числу отставных военнослужащих на душу населения Беларусь впереди всего СНГ.
Было относительное благополучие. Правда, можно было съездить в Вильнюс — бывшую белорусскую Вильну, от щедрот подаренную Сталиным литовскому народу, после того как Литва «возжелала» стать советской. И там, в Вильнюсе, увидеть, что и без особой любви к партии и правительству города могут быть чистыми, люди опрятно одетыми, а пища высококачественной.
Но в Вильнюсе жили «литовские националисты», а в многонациональной Беларуси считалось, что националисты — это те, кто сотрудничал с немецкими оккупантами. В общем, плохие люди.
В Беларуси национализма не было. Машеров был «хозяином», заботившимся о «своей» республике. Но националистом он не был. Именно при Машерове произошло массовое закрытие белорусскоязычных школ в городах: продвижение по пути к коммунизму в Беларуси сопровождалось окончательным уничтожением главного признака национальной идентичности.
Машеров хорошо смотрелся на фоне одряхлевшего Леонида Брежнева. Великолепный оратор, герой войны (звезды, усеявшие грудь генсека, всерьез не воспринимались), скромный в повседневном быту, Петр Миронович как руководитель льстил самолюбию граждан БССР. Они любили его — и уважали себя за то, что им достался такой хороший руководитель. С трепетом ожидали: не дай бог, заберут в Москву на повышение. А когда Машеров погиб в автокатастрофе, тут же распространилась легенда о том, что убрал его Брежнев, возревновавший к нему как к потенциальному сопернику… Отсюда, мол, и катастрофа. Белорусскому массовому сознанию льстила сказка о добром руководителе, погибшем по велению «злодея» из Москвы. О Машерове слагались легенды.
Народ ждал наследника — и Машерова, и всех других своих бывших героев-руководителей.
Четырнадцатого декабря 1993 года люди услышали сипловатый голос того, кого так долго ждали. На трибуну сессии Верховного Совета 12-го созыва поднялся один из депутатов Верховного Совета, а сошел с нее будущий президент Республики Беларусь92
.Глава седьмая. Перед решающим стартом
К «стае» тянутся
Несколько слов о команде и о том, как она собиралась.
Первыми, как уже говорилось, были «молодые волки» — Гончар, Синицын, Булахов. Вернее — пока без Синицына. Его появление мне слишком хорошо запомнилось.
В этой истории я оказался, предоставив Лукашенко помещение под будущий штаб, как уже говорилось в самом начале. С того момента практически все серьезные переговоры, включая привлечение новых людей, Лукашенко вел либо в Доме правительства, в «рабочем кабинете председателя комиссии» — чтобы гости видели, что он все-таки власть, либо в моем кабинете, из окон которого видно здание бывшего ЦК КПБ. А самые важные93
— в комнате отдыха первого секретаря ЦК СМБ, оставшейся от советских времен, когда эта должность была номенклатурной. Здесь мне и довелось познакомиться с Синицыным.Они пришли вдвоем. Разговор шел тяжело, Лукашенко долго уговаривал Леонида (я даже не знал, кто это такой!) возглавить штаб.
На правах хозяина я заварил и подал чай, впервые увидев, как человек (в данном случае — Синицын) пьет чай из блюдечка.
Внезапно Синицын обернулся и спросил меня в лоб:
— Александр Иосифович, а сколько тебе платит Данилов за то, чтобы ты за нами тут приглядывал?
Чашка с кипятком едва не выпала у меня из рук. Меня заподозрили в стукачестве и оскорбили в моем собственном кабинете. Воцарилась неловкая тишина. Лукашенко наблюдал за нами молча и не без любопытства.
К совковой манере обращения с «младшими по рангу», он, видимо, давно привык.
Мои объяснения, что Данилова (того самого, который был правой рукой Кебича и курировал от Совмина силовые структуры) я видел всего дважды в жизни, причем при свидетелях, никого не заинтересовали, как, впрочем, и мое возмущение.
Синицын прихлебывал чай из блюдечка. Лукашенко тоже пил чай, как ни в чем не бывало продолжая разговор. Видимо, моя реакция на столь очевидную провокацию обоих удовлетворила: в ответ не взорвался, не нахамил, гостей не выгнал и сам пулей не вылетел94
— значит, с этим работать можно.Тут же состоялось мое знакомство и с еще одним персонажем, сыгравшим одну из ключевых ролей в дальнейшей истории.
Из приемной донеслись возмущенные возгласы моей секретарши.