Лукавая 7 степени

Мой сосед тоже молчал, только поеживался, будто от холода и поглядывал то на дверь, то на большие окна, недоумевая, почему его как бы пронизывает холодок; он чувствовал какое-то движение в себе, но, конечно, даже не догадывался, что это  я вошла в него и брожу в нем, как по своей квартире. Я вошла классическим методом, с ощущением ветерка,  чтобы увидеть собственное присутствие.

Видя, что заговорщик Майкл прочно устроился за моим столом и мы готовы к смертельной схватке двух врагов, многие сотрудники контрразведки с семьями, игравшие роль посетителей ресторана, чтобы заполнить  все его свободные места, стали подниматься и расходиться по домам.

В это время принесли наши заказы, я заказала себе отбивные телячьи котлеты с лимоном и овощами, Майкл огромную пиццу и кока-колу, и мы приступили, как говорили в старину, к трапезе, но каждый из нас держал другого в поле зрения. В ожидании того, что я заговорю с ним, он стал недоуменно, искоса поглядывать на меня, но видя мое полное безразличие к нему, все больше начинал нервничать. К равнодушию, к тому, чтобы женщина, не особенно яркая внешне, не обращала на него внимания, он не привык; это безразличие его возмущало, его недовольство росло, он был уже готов оскорбиться.

Мужчине нужна женщина, а женщине – обожание!

В то время как он закипал и исподтишка изучал меня снаружи, я тщательно изучала его изнутри. Его внутренний мир лежал передо мной, как город, на который глядишь с некоторой высоты. Улицы его духа  были строго спланированы и разбегались лучами от одной  возвышенности – его цели. Река мыслей, разбитая на многочисленные каналы, омывала  ее бастионы. Вскоре я выявила, он имел прямое отношения к заговору, а нити заговора тянулись к самому Джону Вильсону, отцу противодействия Российску, покровителю ухудшений, главе Американска! Когда я присмотрелась к его роли, я просто обомлела! Он видел себя мессией Апокалипсиса. Вот так. Ни много, ни мало. Кого только люди из себя не изображают! Лучший пример того, как  художница – Воображение рисует свои лукавые, пленительные  узоры на холсте Тщеславия. И эта цель, патологически увеличенная, словно опухоль, всепоглощающая, ярко выраженная, застарелая доминанта, этот очаг зацикленных возбуждений  держал  все его существо в своей власти.

Хорошо для меня, когда у человека много мелких желаний, он сам начинает в  них путаться, порой не знает толком сам, какому отдать предпочтение; эти желания терзают человека и раздирают его устремленность на мелкие кусочки. Совсем другие люди с одной высокой целью, одним дерзким желанием, одной неукротимой мыслью.

Поле можно перейти за несколько минут, блуждать по полю жизни можно всю жизнь…

Надо ли говорить, как я была изумлена, увидев совершенно необычную картину его духа,  и только моя сдержанность и скрытность не позволили бровям подняться вверх  и встать вертикально! Я увидела, что он  был воспитан на том представлении, что женщины  лишены  всех высших способностей и потому, занимаясь всем, они не дали миру  ни одного великого творения: ни в живописи, ни в литературе, ни в драматургии. Причина этого природного явления, по его мнению, лежала в том, что женщины не различают главное и второстепенное; для них одинаково важно накормить мужа или изваять скульптуру, растить детей или писать стихи; в промежутках между этим  они выполняют еще сотню различных одинаково важно-неважных дел.

  Да, он был в самом деле зловеще умен и безжалостно – холоден рассудком. Но я помнила наказ великого Василевса о том, что  нынешняя эпоха не нуждается в великих умах,  кроме наших.

Но все таки непонятно, что давало ему основание считать себя мессией! В чем состоял Апокалипсис?

Но в любом случае эти намерения уже были зловредны!

Когда я ознакомилась с высокой целью моего симпатичного соперника, сидевшего с нахмуренным видом передо мной и готовый взорваться негодованием, я успокоилась и уже знала,  что делать; я  тут же приступила к моей  благородной работе.

Я снова проникла в него и переставила фонарь к новой цели, которая лежала в темноте, – любви к женщинам. И, закончив эту работу, я  в первый раз взглянула ему прямо в глаза. Он глядел на меня. Наши взгляды встретились. И я не удивилась, почувствовав на своем  лице теплоту его глаз. Он сам, к своему изумлению, против своей воли, смотрел на меня открыто и восхищенно, поражаясь той перемене, которая произошла в нем, и не находил этому объяснения, ведь только что он меня терпеть не мог, был мною недоволен, ему не нравилась женщина, сидящая перед ним; это была не та женщина, перед которым хочется невольно выглядеть красивым, интересным, привлекательным, необычным,  небрежно одетым.

Внезапно все переменилось. Я, в буквальном смысле, на его глазах преобразилась, стала привлекательной, налилась настоящей женской красотой, неброской, но выразительной, оставаясь при этом прежней.

Он не верил своим глазам!