Лукавый сексуальный лжец (ЛП)

составляет труда представить именно ту версию Люка. – Поэтому, возможно,

ты сможешь понять, почему это так странно для нас? Не мне, имею в виду, –

добавляет Лола. – Я-то думаю, это даже круто, честно. Просто у Миа тоже

выработалась подобная привычка, и когда она позвонила Харлоу…

– В чем и была ее ошибка, – сухо замечает Финн.

– …Харлоу развернула на всю мощь свои оберегающие инстинкты, –

Лола виновато поживает плечами. – Ее не изменить.

– Понимаю, – отвечаю я. Это действительно так. Но вместе с

собственным нежеланием, чтобы кто-то из моих друзей считал, что я

поступила неправильно, мне не хочется чувствовать потребность

защищаться, поскольку я переспала с парнем, про которого и понятия не

имела, что он больше четырех лет назад расстался с моей подругой. А в

качестве вишенки на торте – сам факт их уверений, будто что все хорошо,

никак не помогает мне перестать чувствовать себя аутсайдером.

– Я реально не хочу, чтобы все стало странно и неловко, – говорю я всем.

– Ничего такого и не будет, – отвечает Лола, а потом, подумав, добавляет:

– Ну, то есть, если даже и будет какая-то неловкость, это временно. Нет, ну

правда, ты ведь даже не узнала бы об этом, если бы встала после нашего

ухода, потому что Харлоу уже через пару часов пережила и забыла бы.

Она хотела, чтобы я чувствовала себя лучше, но получилось с точностью

до наоборот. Я «даже не узнала бы об этом», потому что никому бы и в голову

не пришло мне рассказать. Словно какие-то мои косяки нивелируются во

время их большого саммита во время завтрака.

– Ну ладно тогда, – вставая, говорю я. Иду на кухню и мою чашку. – Но я

серьезно: дайте мне знать, если нужно будет что-то сказать им обеим.

Все с готовностью кивают – знают, каково это, быть причиной гнева

Харлоу – но, конечно, они не могут знать, каково мне самой чувствовать себя

этой причиной. Она ведь даже толком меня не знает. Я всего лишь время от

времени присоединяюсь к ним и не могу считать себя частью их компании.

Так что Харлоу может и не испытывать необходимость «пережить это».

Я в очередной раз проклинаю впустую потраченное время на того

неверного мудака, с кем у меня были долгие отношения и из-за кого я за эти

годы практически свела на нет свой круг общения, став чудовищно

замкнутой. У меня сотни знакомых и так мало настоящих друзей. Это разве

я? Стала поверхностной и благодаря улыбке с ямочками и умению

непринужденно болтать заставляю людей расслабленно себя чувствовать,

чтобы внушить им, будто они меня хорошо знают?

Единственный человек, кому я могу позвонить и с кем обсудить, – это

Руби, но она так далеко и знакома с этой компанией еще меньше, чем я.

Иногда мне казалось, что понять меня может НеДжо – то есть, Дилан – но две

недели назад я даже не знала его настоящего имени.

Хотя это не совсем верно: меня может понять Люк, и больше, чем мне

хотелось бы это признавать. Но, к сожалению, ему нельзя доверять, он

кобель, у него дебилы-друзья, и – после этих утренних переживаний – он

полностью под запретом.

***

С последними закатными лучами солнца я открываю дверь в бар к Фреду.

Не сказать, что давно тут не работала, но после нескольких смен в «Блисс»

все у Фреда ощущается знакомым и успокаивающим. Я рада вернуться.

Фред стоит за барной стойкой и улыбается, когда я подхожу к нему.

– Эй, мелочь, мы тут соскучились по тебе, – говорит она. – Другие

бармены меня боятся. Не хватало кое-кого, выпендривающегося и бравшего

огонь на себя.

Посмеиваясь, я надеваю фартук.

– Рада, что тебя забавляет мое постоянно нарушение субординации.

– Хорошо провела время в новом модном клубе? – интересуется он.

– Ага, – пожав плечами и слегка улыбнувшись, отвечаю я, и Фред знает

меня достаточно хорошо, чтобы не начинать расспросы.

Как уже привыкла, я готовлю свое рабочее место, записав себе, что

принести из подсобки, а что заменить.

– Много народу сегодня? – спрашиваю я.

Фред кивает и облокачивается на стойку.

– Проходит какой-то турнир по софтболу, так что будет еще больше. По

большей части, молодняк, – с ухмылкой добавляет он. – Так что держи свою

банку наготове.

Он оказывается абсолютно прав, и первая половина смены проходит как

в тумане. К восьми вечера Фред бросил в мой «Автомобильный фонд» семь

долларов, после чего предложил лучше снова свалить хотя бы пару дней

поработать в «Блисс».

Идя с кувшином Маргариты я замечаю Люка. Прислонившись к

бильярдному столу и засунув руки в карманы темных джинсов, он

разговаривает с каким-то незнакомым мне парнем. У него сегодня мягкие,

ничем не уложенные волосы, и челка постоянно падает на лоб, закрывая

глаза. Конечно же, это еще больше подчеркивает линию челюсти и

обрамленную воротом серой футболки шею с движущимся адамовым

яблоком, когда он сглатывает.

Он написал мне четыре раза с того вечера, когда мы занимались сексом

на диване… я про наш второй диванный раз – чуть меньше недели назад – но

я ни на одно не ответила. Чтобы отгородиться от его присутствия, я мысленно

отмечаю галочками уже обдуманные мной причины:

Нельзя доверять.

Дебилы-друзья.

Кобель.

Под запретом.

Поэтому я возмущена собственной физической реакцией на него: сердце