Лукавый сексуальный лжец

— а он щурится почти от боли, когда сосредоточенно направляет меня прямо туда. Мой оргазм подхватывает меня, и от моих прерывистых вскриков он улыбается, так широко, почти смеется, чувствуя, как сильно и дико я сжимаю его изнутри. Между ног пульсируют миллион крохотных взрывов, и, выгнув спину, я кричу что-то неразборчивое.

Я смотрю на него, обмякнув всем телом, а он шире открывает рот, будто пытается что-то сказать, но вместо этого просто наклоняется и целует, двигаясь еще быстрее и сильнее, и все, на чем я могу сфокусироваться, — это его счастливая улыбка.

Усилив хватку, он раздвигает мои ноги еще шире и с силой двигает бедрами. Приподнявшись над кроватью, я сжимаю его изнутри в жажде выжать из него все до последней капли. Он такой твердый и трахает меня так сильно, что где-то внутри мне становится слишком чувствительно, когда он вколачивается в меня, но если я могу впустить его еще глубже, то я готова. Схватив его за бедра, я ритмично притягиваю его к себе, и тут Люк откидывает голову назад и кончает, удивленно бормоча:

— Оху… Ох… Охуеть, — после чего замирает и вздрагивает.

Остановившись, он тяжело дышит и изумленно смотрит на меня. Медленно отпускает мои колени и упирается руками в матрас рядом с моей талией. На нас обрушивается тишина, и в этот момент я понимаю, как громко мы себя вели, полностью растворившись в происходящем. Будучи раздвинутыми так широко, мои ноги болят, и я осторожно обнимаю ими его за талию и притягиваю к себе. Прислонившись своим лбом к моему, он с закрытыми глазами восстанавливает дыхание.

— Охренеть, — задыхаясь, шепчет он. — Черт, женщина.

— Люк?

Не открывая глаза, он слегка улыбается.

— Логан?

Скользнув руками по его шее, я кладу ладонь на его щеку.

— На случай если до этого я недостаточно дала тебе понять: я безумно люблю тебя.

Открыв глаза, Люк улыбается еще шире.

— Ну наконец-то.

Эпилог

Люк

Прямо сейчас я чувствую три офигительных момента.

Во-первых, я пью по-настоящему крутое пиво.

Во-вторых, собралась вся моя семья — вместе с Лондон — и мама делает мою любимую запеченную пасту для нашего прощального ужина.

Потому что есть и третье: на прошлой неделе мы с Лондон подписали договор аренды дома в Беркли.

Я смотрю на Лондон, стоящую на кухне рядом с раковиной и надевшую мамин фартук поверх трикотажного платья, обтягивающего ее идеальную задницу. Болтая с бабулей, она моет в дуршлаге клубнику, и складывается впечатление, будто она была в этом доме уже миллион раз.

Мне хочется рычать. Нашим отношениям всего три месяца, но я настолько по уши влюблен в эту девушку, что не могу заткнуться и перестать об этом говорить.

И практически каждый день я делаю ей предложение, но каждый раз она смеется надо мной и отвлекает сексом.

Мое внимание привлекает высокий подрагивающий голос бабушки:

— Когда Люк был маленьким, то, просыпаясь по утрам, он постоянно говорил, какой сильный у него пенис.

Захлебнувшись пивом, я таращусь на нее через всю комнату. Все вокруг тоже замирают. А Марго смеется:

— Я ждала этого момента.

Бабуля с гордостью улыбается.

— Он имел в виду свою эрекцию, конечно же.

Лондон оборачивается на бабушку, а потом на меня и тихо покашливает.

— Что, простите?

Я тру лицо рукой.

— Ну бабуль.

Но она только отмахивается от меня.

— Я двадцать лет ждала этого момента, чтобы поделиться. Не вздумай все испортить. Это же такие драгоценные моменты.

Махнув рукой, я сдаюсь.

— У него было любимое одеяльце, которое он засовывал в штаны, пока смотрел «Барни и друзья», — услужливо добавляет Марго.

— Марго, — тихо упрекает ее мама, но уже и сама смеется.

Я делаю еще один глоток пива.

— Да пожалуйста, вперед. Я и так каждый день выставляю себя дураком в присутствии этой женщины. Вряд ли вы скажете что-то, мешающее ей меня обожать.

Я прямо вижу, как каждый из членов моей семьи принял вызов, но потом все наблюдают, как Лондон, отставив в сторону дуршлаг, подходит ко мне и обнимает меня за талию.

— В нашу первую ночь он раз пятьдесят назвал меня не тем именем.

На мгновение воцаряется тишина, а потом все разом громко хохочут. И вот так Лондон вступила в их ряды и раз и навсегда расположила всех к себе.

Я смотрю на нее притворно недовольным взглядом, а она упирается подбородком мне в грудь и, сверкая насмешливыми голубыми глазами, одними губами беззвучно произносит:

— Я люблю тебя.

— Тебе повезло, что я тоже тебя люблю.

Ее глаза округляются, словно она только сейчас вспомнила:

— Мы завтра уезжаем.

Я мягко убираю с лица ее челку.

— Первая остановка — «Шесть флагов», — шепотом говорю я.

— Потом серфинг в Санта-Барбаре.

— А потом еще одни горки в «Грейт Америке».

— Ну а потом… наш новый дом, — говорит она, и ее улыбка медленно исчезает. — И я больше не бармен.

Я знаю, что она боится. Знаю, насколько это большой шаг для нее. Но на ближайшие недели у нее куча работы, а делает она ее по-настоящему блестяще.

— А потом у меня начнется учеба, — наклонившись, я целую ее в нос.

Лондон встречается со мной взглядом в поисках подтверждения, что я и так знаю то, о чем она не станет больше спрашивать вслух.