Лукавый взгляд с любовью

Статья напечатана 18 июня 1998 года в газете «Днепровская правда» на украинском языке. В ней размышлениями о поэзии Любови Овсянниковой делится Виктор Федорович Корж, поэт. Он много лет был старшим редактором художественной литературы издательства «Промінь», где за 25 лет работы отредактировал более 200 книг. Затем заведовал кафедрой украинской литературы в нашем родном университете. В последнее время был доцентом Днепропетровского национального университета на кафедре литературы.

Награжден почётной грамотой Президиума Верховного Совета УРСР и орденом Трудового Красного Знамени, почетным знаком отличия «За достижения в развитии культуры и искусств»… Лауреат премий им. Григория Петровского и Андрея Малышко.

В данной статье мне важно то, что автор выхватил из предисловий, написанных Любовью Борисовной к своим сборникам, самое главное, составляющее суть и предназначение Великого Мастера: «…мне не по душе прямые толкования, хочу гиперболы, каких-то нездешних образов». И спасибо Виктору Федоровичу за это, за внимательное прочтение и за глубокое понимание творчества Любови Борисовны.

Возможно, сама Любовь Борисовна возражала бы против такого частого употребления слов «исповедь», «исповедальный» — потому, что говорит не о чем-то в себе наверняка обнаруженном и однозначно осуждаемом (ведь исповедуются в грехах, а не в добродетелях), а об открываемом в человеке вообще. Хотя многое из открываемого ей лично не присуще, а коснулось ее косвенно или опосредованно. И я бы ее в этом возражении поддержал.

Речь тут по сути сводится к вопросу о мере греховности в познании мира, а значит, о мере вещей вообще, о нравственности познания. Но эта философия уведет нас далеко от поэзии. Уж если исповедоваться Любови Борисовне, то в одном: препарируя мир, она пользуется перчатками и пинцетом. Иначе говоря, она успешнее многих других учится и изучает мир не на своих ошибках, а на ошибках окружающих ее людей.

***

Поэзия, по утверждению сегодня, к сожалению, полузабытого русского поэта Л. Ошанина, существует в трех ипостасях. Она всегда — исповедь, в то же время — проповедь, иногда — отповедь (тогда, когда возникает необходимость дать отпор черной энергетике, посягающей на святыни бытия земного). Знакомство с творческими наработками Любови Овсянниковой (в ее активе три поэтических издания (два сборника — «С любовью на "вы”» и «Восторженная любовь» — написаны русским языком, третья — «Мої світи» — украинским) утвердило меня в убеждении, что поэтесса свободно чувствует себя в триединстве энергетической сути поэтического слова. Она исповедуется, она и проповедует, она и дает отпор всему античеловеческому, что омрачает бытие наше (не прибегая, однако, к ораторским способам обнаженной публицистики или риторической полемики. Утверждение собственных, судьбой выстраданных, идеалов и есть ее отповедью злодейству темных сил).

Мастерски написанные авторские предисловия к каждому из изданных сборников свидетельствуют о глубоком понимании поэтессой таинств природы поэтического творчества, а это значит, что имеем вполне сформировавшийся поэтический талант. Перед нами — профессионал, знающий законы художественного творчества, согласованные с индивидуальным мировоззрением.

Вот что, например, пишет поэтесса в «Слове к читателю» в своем третьем сборнике: «Мое отношение к миру — изысканное, утонченное, высокое, и поэтому для передачи своих мыслей или чувств мне мало только слова, мне хочется гармонии, созвучия слов, мне не по душе прямые толкования, хочу гиперболы, каких-то нездешних образов».

Это доверительное изложение эстетической программы, признание в самом сокровенном — в жажде реализации своей творческой энергии в формах совершенных, наиболее соответствующих природе поэтического таланта, стремящегося к самому доказательному образному самовыражению.

Еще одна цитата из упомянутого предисловия поэтессы к сборнику: «Стоит хоть на миг оторваться от обыденности и, погрузившись в себя, полететь в какие-то абстракции, как тут же где-то там возникают строки — строки ритмичного рифмованного текста. И уже льется жалоба или признание, ощущение или прозрение. Возникает настоятельная потребность исповедоваться. Кому? Конечно, тому, кого любишь всеохватной любовью…»

Это удивительно точная разгадка тайн творчества и одновременно это авторитетное признание в способности контролировать стихию творческого мышления, когда ощущения трансформируются в зрительные образы незримого.

И еще одно откровение поэтессы: «… я уделяю внимание воспоминанию, памяти о прошлом. Воспоминание само по себе бесцветно, оно — только абстрактная констатация фактов того, что осталось за пределами набегающего времени. Но, навещая мысли, оно расцвечивается теми оттенками, в которых пребывает в это время душа, и это чудесно. Ведь в таком случае имеется возможность пережить свое прошлое множество раз, в бесконечности иных его восприятий…»