Лукавый взгляд с любовью

А началось все с Любови Овсянниковой, как казалось, пишущей свои стихи просто, без вычурности и зашкаливающих претензий в отношении формы. Эта-то простота и оказалась ловушкой — привлекла меня, как бы не требуя больших трудов, а обещая легких заработков на ней! Ну да, думалось безотчетно, говорят же, что форма и содержание находятся в гармонии и если произведение отличается простотой и прозрачностью, то и разбираться в нем долго нечего — понимай все как есть и клепай свои статьи. Вот пишет человек, мол, «Люблю!» — значит… Эй, к кому там это обращено, — лови, чудак, намек, куй, пока горячо, и не теряй шанс!

Только не надо напоминать истину об обратном — о простоте гениального! Кто же ее не помнит? Каждый помнит. Да неймет. По простой причине — проклятое единство противоположностей, на все сущее подсовывающее человеку двойственный взгляд, и тут постаралось! И пошло гулять околицами аки леший — отпугивать людей упоминанием о «гениальности». Завороженные простой формой, «критики прекрасного» опять не видели тут подвоха и воспринимали упоминание о «гениальности» конкретно, отчего впадали в ошибки и заблуждения. Ведь конкретно гениальное встречается шибко редко, оправдывались они… Так и не поняв, что «гениальное» — в данном случае образ качества, неожиданно обнаруженного. Только образ.

Вот и Любовь Овсянникова такую упаковку подготовила для своего подарка. Ну как мне было не понимать ее: при простоте и внятности слога? Такое даже в голову не приходило. Ведь она наша современница, более того — представитель почти моего поколения, и должна одинаково со мной видеть мир. Следовательно, мое мнение — отражение ее смыслов!

Этими соображениями я руководствовалась весьма долго и жила в полном спокойствии. Я любила писать о Любови Борисовне, следила за ее творчеством и отзывалась на все новинки. Мне неприятно об этом вспоминать, будь я моложе, никогда бы в этом не призналась, потому что кончилось мое заблуждение печально: после очередной публикации Любовь Борисовна не позвонила и не поблагодарила за нее, как всегда делала раньше. Я нашла повод зайти к ней и невзначай завела разговор о последней статье — вдруг она ее просто не читала. Но она опять отмолчалась, только нахмурилась.

Придя домой, я призадумалась. И как-то вдруг поняла, что воспринимать любовную лирику Любови Овсянниковой буквально, как до сих пор воспринимала, — верх простодушия. Непростительного причем. Ведь я отлично знала, как нежно и преданно она относится к своему мужу Юрию, как давно они вместе, как нерасторжимо слиты духовно. Да где были мои мозги, почему впали в такую примитивность? И сразу же забрезжили в памяти и М. Булгаков с образом Мастера, и А. Блок с его придуманной Прекрасной Дамой. Сколько поэты бьются над поиском идеала, сколько спорят, каким он должен быть! Один видит его в красивой внешности. Другая — в интеллекте. Третьи ищут что-то усредненное. И все пишут и пишут стихи… А я уперлась в исповедальность... даже стыдно стало.

Образ Великого Мастера в поэтическом творчестве Любови Овсянниковой оказался той изюминкой, которая перекидывала мостик от простоты формы к сложности содержания. И ловушку из него устроила себе я сама.

Нет, что я писала, подумать только?! Отрывок из статьи «Любава»:

«— …Только муж и составляет мое настоящее счастье …в нем я уверенна, с ним спокойна.

— Откуда же эта взволнованность вашей поэзии? Кто тогда Великий Мастер?

— Не стоит понимать конкретно…»

И все потому что она пишет не просто о любви, а о неразделенной любви… и это путало карты. Конечно, теперь я вижу — какая может быть взаимность, когда существует смерть…

Да, так вот тогда я и вспомнила, что такое объективность и как к ней приблизиться. Для исправления оплошностей раздобыла другие доступные статьи о моей героине и начала перечитывать. Поразилась — сколько журналисты пишут чепухи, выливают на читателей какую-то поверхностную пену мыслей, до крайности заштампованных. Наконец, выбрала двух авторов, мужчин, на которых могла опереться в новых рассуждениях: из первой категории Анатолия Шкляра, поэта, редактора издательства «Січ»; а из второй — Вадима Демина, журналиста «Приднепровской магистрали». И не ошиблась в них.