Лукиан Самосатский. Сочинения

3. Ну, что? Ты станешь уверять нас, что, и не изучавши, знаешь все это? Откуда? Неужели ты, как тот известный пастух, получил некогда лавровую ветвь из рук самих Муз? Но ведь о Геликоне, где, как говорят, пребывают богини, ты никогда и не слыхивал, я думаю, а, когда был мальчиком, по-иному проводил свое время: тебе и вспоминать-то о Музах было бы нечестиво. Они без колебания явились тому пастуху, худому волосатому человеку с телом, постоянно обожженным солнцем, к такому же, как ты (ради Афродиты Ливанской, прости мне, если сейчас я не все буду говорить с полной отчетливостью), я прекрасно знаю, они сочли бы недостойным даже подойти близко. Вместо лавра Музы отстегали бы тебя, пожалуй, колючим кустарником или листьями мальвы и прочь бы прогнали такого-сякого: не оскверняй священного ручья Ольмиона или Гиппокрену, что поят своей влагой томимые жаждой стада и чистые уста пастухов!

Впрочем, хотя ты до крайности бесстыден и дерзок в подобных случаях, ты все же никогда не отважишься сказать, будто ты получил образование или стремился когда-нибудь поближе познакомиться с книгами, ты не скажешь, что такой-то был твоим учителем, что к тому-то ты ходил в школу.

4. А теперь ты надеешься все это быстро наверстать одним лишь приобретением множества книг! Однако, владей ты даже собранием всех произведений Демосфена, написанных собственной рукой оратора, владей ты сочинением Фукидида, которое тоже оказалось у Демосфена прекрасно переписанным восемь раз, наконец обладай ты книгами, которые Сулла отправил из Азии в Италию, — какую получил бы ты от этого прибыль для своего развития, хотя бы ты подложил их под себя и лег на них спать или, склеив вместе, завернулся в них да так и разгуливал?

Ведь обезьяна есть обезьяна, гласит пословица, надень на нее хоть золотой ошейник. Так вот и ты: постоянно держишь в руках книгу и читаешь ее, но из прочитанного ничего не понимаешь и оказываешься тем ослом, который слушает игру на лире, хлопая ушами.

Если бы приобретение книги делало ее владельца ученым, поистине это было бы приобретение драгоценнейшее, доступное одним только вам, богачам; можно было бы, так сказать, покупать ученость на рынке, и вы бы одержали верх над бедняками.

Кто мог бы тогда поспорить ученостью с книготорговцами и книгоношами, владельцами и продавцами такого множества книг? А между тем стоит только пожелать, и ты изобличишь их, увидишь, что они и по части учености немногим сильнее тебя, и по разговору настоящие варвары, подобно тебе, и разумением слабы, как и подобает людям, никогда не понимавшим, чту безобразно и чту прекрасно. И однако ты владеешь какими-нибудь двумя-тремя книжками, купленными у этих самых людей, тогда как они день и ночь имеют книги в своих руках.

5. Итак, какой толк в этих твоих покупках, если только ты не считаешь учеными и самые книгохранилища за то, что они вмещают столько сочинений древних писателей? Отвечай мне, если хочешь. А еще лучше, поскольку ты на это не способен, головой кивай на мои вопросы утвердительно, покачивай ею в знак несогласия.

Итак, допустим, что человек, не умеющий играть на флейте, приобретет флейту Тимофея или флейту Исмения, которую последний за семь талантов купил в Коринфе, — что же? Тем самым такой человек играть на ней окажется в состоянии? Или же без пользы останется у него приобретенная вещь, раз он не умеет ею пользоваться, как приказывает искусство? Ага, ты трясешь головой? Правильно, конечно, потому что, завладев покупщик флейтами самого Марсия или Олимпа, — все равно он не заиграет, если не научился. Ну, а если кто-нибудь приобретет лук Геракла, не будучи, однако, Филоктетом, чтобы оказаться в силах натянуть его и метко пустить стрелу, — каково твое мнение об этом человеке? Неужели он сможет явить нашим взорам какой-нибудь подвиг, достойный стрелка из лука? Отрицательный ты сделал знак и на этот вопрос. Точно так же, конечно, и не умеющий управлять кораблем и верховой ездой не занимавшийся, если получит первый из них в свои руки корабль, всем наилучший образом снаряженный и для красоты и для безопасности, а второй конем обзаведется персидским лицо кобылицей, землячкой кентавров или несущей в тавре коринфский знак, — оба, я полагаю, будут уличены в неумении использовать каждый свое приобретение. И это ты подтверждаешь? Итак, прими мои доводы и согласись также со следующим: если какой-нибудь неуч, подобный тебе, накупит множество книг, — разве это не будет с его стороны издевательством над своим собственным невежеством? Что же ты медлишь ответить и на это кивком согласия? Ведь доказательство мое, я полагаю, неопровержимо, и каждому, кто на тебя посмотрит, тотчас просится на язык поговорка: "На что собаке баня?"