Лукьяненко

Я работаю пока кладовщиком республиканской базы № 2 «Сельхозтехника» на складе минеральных удобрений, являюсь заочником сельскохозяйственного техникума, готовлюсь в скором времени стать техником-механиком сельского хозяйства. В минувшем году я тоже был принят в великую семью коммунистов.

Цель моя — всегда быть достойным этого звания и оправдать его.

Еще раз поздравляю Вас, Павел Пантелеймонович, шлю мои самые наилучшие пожелания в Вашей жизни.

Приезжайте к нам, на родину космонавта А. Николаева. Будете желанным и дорогим гостем».

Чувашия… Родина «космонавта номер три» А. Николаева, только что завершившего свой полет. Вспомнился день 12 апреля 1961 года, полет Юрия Гагарина, когда всерьез подумалось о том времени, когда, быть может, станут засевать пшеницей освоенные планеты. Ведь если будут люди жить там, значит, без хлеба не обойдутся! В конце концов, хлеб был, есть и всегда будет незаменимой пищей человека.

А в стопке поздравлений — еще одно письмо, от однокашника по реальному училищу Никиты Рыженкова:

«С большим наслаждением слушал по радио сообщение о том, что ЦК КПСС принял тебя в партию.

Прошу принять от меня самое сердечное поздравление со вступлением в члены Коммунистической партии.

Желаю тебе доброго здоровья, долгих лет жизни и успехов в твоей большой научной работе. Восхищаюсь твоими достижениями. При случае передавай привет твоему брату Василию».

1964 год был радостным для него вдвойне: тогда же его избрали действительным членом АН СССР. И в связи с этим он получил немало поздравлений.

И снова вспомнил друга юности Никита Рыженков. Он писал: «Горячо поздравляю тебя с избранием действительным членом АН СССР (состоявшееся 26 июня с. г.) и желаю тебе новых успехов в научном поиске, великом и полезном для страны.

Письмо твое я получил и очень рад ему, рад, что не забыл своего школьного товарища. Ведь мы последний раз виделись, когда оканчивали реальное училище в 1919 году.

Прошло 45 лет, а как светлы в памяти эти годы, когда мы учились в реальном училище, а после официальной части вечера собрались в квартире Ладыгина (где я квартировал вместе с Хазарьянцевым.) Утром следующего дня я уехал из Ивановской. Йосле поступил в Политехнический институт в г. Краснодаре, его не окончил, работал в своей станице в школе II ступени преподавателем математики, потом изменил математике, стал работать преподавателем механизации сельского хозяйства в техникуме сельского хозяйства в городе Шацке (тогда Московской области). В Великую Отечественную войну 5 лет в армии, затем опять в техникуме в этом же городе. При очередной поездке в Краснодарский край заеду в Краснодар и при случае заверну к тебе. Хочу встретить тебя и прежних товарищей по училищу. Приятно вспомнить то время, когда были молоды, не прочь, чтобы это время начать сначала, но сие уже неповторимо».

Уже после октябрьских праздников из далекого воронежского села Ширяева пришла весть от Нины Андреевны Стукаловой. Это был ответ на письмо, отправленное им колхозникам этого села еще в начале марта 1964 года. Н. А. Стукалова писала:

«Когда я получила Ваше письмо, весть о нем с быстротою молнии разнеслась по селу. Его ждали. Чуть свет ко мне повалили во. двор колхозники. Просили прочесть. Я им прочитала. Старики неграмотные, как бы не доверяя мне, брали Ваше письмо в руки, вертели в руках. Радовались все, что ученый мир идет нам на помощь. Потом мы все, кто был во дворе, человек 70, повалили с письмом к председателю колхоза Дьякову Алексею Андреевичу. Дьяков у нас председателем недавно. Молодой, энергичный 33-летнпй председатель и поддержал нас, и Ваше письмо прочел со вниманием, но его не поддержали наши местные районные и областные кабинетные чиновники. Дьяков нам ответил: «Будем сеять обязательно!» А когда кинулись достать яровой пшеницы на посев, то оказалось, что ее в области нет. Эти чиновники хотели от нас отбиться. Но не тут-то было… Мы узнали, что яровая пшеница есть… в Солонке. Поехала я к председателю Калачаевского райисполкома Копытину Александру Ефимовичу просить яровой пшеницы на посев. «Александр Ефимович, дайте нам на посев яровой пшеницы», — сказала я. А мне в ответ: «Что вы, что вы, не будем сеять яровую пшеницу. На посев ее в области нет, ее выедает черепашка, совка, долгоносик, и она у нас не родится».

А я ему в ответ: «Для черепашки, совки — химия! До каких пор вы нас будете горохом кормить? Народ боролся, три столетия лилась кровь за землю, за волю, за хлеб, а вы нас теперь горохом кормите?»

А он мне в ответ: «А разве горох плохой? Это вы не умеете горох варить. А ну как, расскажите мне, как вы варите горох?»

Копытин уселся поудобней в кресло и ждал, чтобы рассказать мне, как я не умею горох варить. Копытин улыбался, а я заплакала. Это слезы были не мои, не одной личности — это слезы народа. Вспомнишь, какие бои проходили на наших полях, и до того обидно становится, что на этой политой кровью земле стали сеять вместо яровой пшеницы горох. Издеваясь над нами, Копытин сказал:

— Не скрою, 7000 га вымерзло озимой пшеницы, мы эти 7000 га насеем ячменем и горохом…