И здесь неминуемо как бы сама собой напрашивается такая параллель — более сорока лет изучается искусственный мутагенез у пшеницы, и в этот же период примерно столько же применяется ставший давно традиционным метод гибридизации, воспитания и отбора. Но как же разнятся они между собой, как контрастны! Один по прошествии сорока лет все еще находится в стадии изучения, а другой шагает по планете, даря людям все новые и новые сорта, которые из лаборатории ученых перекочевывают в производство. И прав Лукьяненко, сделав вывод, что, несмотря на такой сравнительно большой промежуток времени — целых 40 лет! — ни одного сорта пшеницы ни в одной стране мира способом мутагенеза не выведено…
Еще Вавилов в свое время говорил о методе экспериментальных мутаций, «что рекомендовать этот метод для широкой селекционной практики пока нет оснований, тем более что внутривидовая и межвидовая гибридизация дает неизмеримо большие возможности для селекции. Теоретически, конечно, путь получения мутаций представляет большой интерес, и в этой области надо упорно работать некоторым из наших центральных учреждений. Возможно, будут найдены новые пути овладения изменением генотипа. Пока этот раздел находится в начале экспериментальной разработки».
Вавилов знал о том, что делается в селекции в этом направлении, и потому замечал, что «нельзя не отметить с точки зрения селекционера получение таким путем, преимущественно форм биологически малоценных. Подавляющее большинство форм уступают исходным родительским формам».
Как ученый, обладающий универсальными знаниями в области биологической науки, Вавилов был осведомлен и о том, что сторонники этой идеи уже в самом начале своих экспериментов пришли к единому мнению — о невозможности подменить главный метод селекции — гибридизацию и отбор — генными мутациями у пшеницы. При этом Вавилов ссылался на опыт таких американских исследователей, как Стадлер и Меллер, на опыт отечественного нашего ученого А. А. Сапегина.
От этого течения ожидали очень многого. Но прошло несколько десятилетий, а о каких-либо существенных достижениях говорить не приходится. Пока что подтвердился вывод Вавилова о том, что метод экспериментальных мутаций не дал того, чего от него хотели.
Лукьяненко, обращаясь к истории мировой селекции за четыре последних десятилетия, замечает, что новые сорта растений, полученные таким путем, исчисляются единицами, среди которых, однако, нет ни одного сорта пшеницы. Но и среди культур, относящихся к второстепенным, не встречаются сорта, выведенные с помощью мутаций и отличающиеся высокой урожайностью. Шведский опыт выведения подобным образом овса, превышающий предшествующие исходные формы продуктивностью на 6—10 процентов, показывает то, что, применяя традиционные методы в селекции, селекционеры этой страны вывели значительно более урожайные сорта, под которыми и находятся основные площади посева в Швеции.
Позиция Лукьяненко вызвала большой резонанс как в ученом мире, так и среди агрономов-практиков и тружеников села. Ему писали, отмечая его высокую гражданскую принципиальность в науке, в жизни, во всех делах.
Обращались к нему студенты, преподаватели и профессора. Это утверждало во мнении, что он отстаивает истину, и придавало сил.
В октябре 1965 года Павел Пантелеймонович приехал к брату Василию на встречу выпускников Ивановского реального училища. Полвека пролетело!
Немало времени пронеслось над безвестной некогда станицей Ивановской с тех пор, кар проследовал через нее гонимый Пушкин. Говорят, сосланный за участие в декабрьском восстании сначала в Сибирь, а потом на Кавказ знаменитый в свое время Александр Бестужев-Марлинский писал здесь «Амалат-Бека». В какой-то из казачьих хат квартировал поручик Тенгинского полка Лермонтов. И пушка екатерининской эпохи, установленная напротив Дворца культуры, больше напоминала потемневший от времени самовар, нежели грозное в свою пору оружие. Напрасно силился представить себе в этот миг Павел Пантелеймонович сокрытое от него время — карапуз, удачно оседлавший немое жерло, никак не хотел расслышать, о чем настойчиво просит его молоденькая мамаша.