Лекция Фартуха ас Серина о «рассекающем» защитном экране
Тимон некоторое время смотрел на меня, а потом с печалью в голосе спросил:
— Ты какие цветы предпочитаешь на своей могилке, синенькие или красненькие?
— На могилке? — не понял я. — Что это ты плетешь?
— А как же? Ты теперь почти не жилец!
Что это с ним? На солнце перегрелся? Я выразительно постучал пальцем по лбу.
— Тимон, срочно признавайся! Ты что, проходя мимо Тартака, пригнуться не успел? Он тебя палицей по голове сильно зацепил?
Тимон насупился:
— Видел я вчера, как вы с Арантой у входа целовались.
— Не вижу связи между нашими поцелуями и могилой.
— Ты хоть понимаешь, что это сейчас она «мур-мур», а если, не дай Единый, ты ее разозлишь? Вряд ли мы сможем собрать воедино то, что от тебя останется. Да и останется ли что?
— А раньше мы ее, значит, ни разу не злили? Или разговаривают тут два духа убиенных?
Тимон печально покачал головой:
— Я заметил неприятную особенность. Чем ближе человек, тем хуже и беспощаднее к нему относятся тогда, когда любовь немного угасла. Ведь ты же не будешь убеждать меня, что ваше чувство бессмертно, потому что прекрасно?
Я бы, может, и задумался, если бы не сдавленное похрюкивание, вырвавшееся из недр предательского Тимонова организма.
— Так, решили поиздеваться? — мягко сказал я. Ничего, теперь моя очередь.
— Какое поиздеваться? — делая честные глаза, постарался удивиться Тимон.
— Я думаю, Аранта тебе подробно объяснит. Я ей сегодня вечерком сообщу, что ты меня уже в покойнички записал. Или ты предпочитаешь во избежание мучений, чтобы я тебя сейчас пульсарчиком побаловал?