— Ты как себя чувствуешь? — деловито уточнила она.
— Да какая разница, как я себя чувствую, даже если я сдохну! Немедленно в Дуб! — он потянулся было Катерину за руку поймать, однако она ловко отступила и ткнула Волку почти в морду зеркало.
— Медведь тащит Баюна куда-то, и по-моему, уже почти придушил. Если у тебя есть запасной сказочный Кот, так и скажи. А у меня запасного нет. Я этого люблю. И пойду его выручать! И попробуй только меня остановить! — Катя и сама не понимала откуда взялся у неё такой тон, и уверенность в том, что надо идти, а не забиться под кровать в Дубе и сидеть там.
Волк всмотрелся в лицо Катерины и тоскливо покачал головой.
— Жарусю бы дождаться, — напомнил Степан, но Волк только мрачно сверкнул глазами и вздохнул.
— Не послушает она! У меня мать такая же. Если уж чего втемяшется, появляется такой же взгляд, и уже не остановить. Самому можно лечь костями, пройдет по костям, но своего добьется, — он тоскливо вздохнул. — Напомни мне, чтобы я их не знакомил, совсем житья не будет!
Он повздыхал и догнал Катерину, которая решительно шла вперед, глядя в зеркало.
— Может, все-таки на мне быстрее? — уточнил он. — Раз уж ты так торопишься.
— Может и быстрее, если не к Дубу! — Катерина строго посмотрела на Волка, опять так ярко напомнив суровую волчицу Варну, что Бурый только молча подставил спину.
— Степ, ты едешь? Или назад идешь?
— А я уж думал, не спросишь, — вздохнул Степан. — Надеялся, можно сказать! — он подошел к Волку и забрался на его спину, позади Катерины.
Волк легко взвился в воздух.
— Вперед, до реки, потом вдоль по течению. Там какой-то бурелом, медведь его сейчас обходит. Нет, пошел сквозь! Хоть бы Баюн живой был! — переживала Катя. Нет, понятно, что живая вода есть и всё такое, но гораздо лучше, когда её не надо использовать.
— Я вас ссажу, и займусь Михайло Потапычем, а ты приводи в чувство Кота, — распорядился Бурый. — Кать, ты меня слышишь? А? Его не уговорить и не убедить, и жалостью тут не поможешь. Это такая эгоистичная толстая скотина!
— Ладно-ладно, только постарайся вековые деревья собой больше не сносить! Очень тебя прошу! — заторопилась Катя, опасаясь, что Волк потребует с неё честное слово, что она будет в стороне стоять. Но простодушный Бурый, очень смущенный упоминанием про дерево, растерялся и к Кате больше не приставал.
— Вон они! — Волк мотнул головой. Михайло Потапыч испытывал определенные трудности. Бурелом ему был не препятствием, но в одной лапе приходилось держать Кота, который периодически пытался прийти в себя. Медведь раздраженно Баюна встряхивал, и продолжал другой лапой раскидывать толстенные поваленные деревья.
— Ой, Волчок, я придумала! — Катя потянула рукой за правое ухо Волка. — Спускайся вооон туда, — она указала рукой на дальний от реки и медведя край бурелома.
— Да мы же договорились! — испугался Волк.
— Я не полезу к этому монстру. Делать мне нечего, что ли? Давай-давай, спускайся, идея у меня хорошая!
Волк, снова уловив знакомые интонации, мягко опустился на указанную Катей поляну. Он медведя их отделял непролазный бурелом, который медведь крушил, что есть силы.
— Так, а ну-ка отойдите немножко, если получится, место им надо будет!
— Да кому место? — изумился Степан.
Катя не отвечая, достала из сумки пузырьки с мертвой и живой водой и какую-то плошку. Перелила часть мертвой воды в плошку. И осторожно вручила Волку в зубы.
— Это надо разбрызгать над буреломом, желательно на Кота не попасть. Сможешь?
Волк хотел было поспорить, но мешала плошка в зубах, к тому же проще было сделать то, что Катерина просила, чем упираться. Он мягко взлетел и начал кружить над буреломом. А Катя вынула из сумки Дубка, и что-то ему прошептала. Тот активно закивал.
— Вот и славно, вот и попробуем! — сказала ему Катя. Дубок прыгнул на поваленное дерево и нырнул вниз, к корням. Вернулся он быстро, и сразу же деловито полез назад в Катину сумку, а сверху прилетел Волк, сердито отдал Кате пустую плошку.
— Охота тебе живую воду изводить! — буркнул он, глядя, как Катя то же самое делает и с живой водой.
Катя только головой покачала. — Не изводить вовсе. Лети! И разбрызгай.
Стоило только Волку вернуться, как Катерина громко сказала, обращаясь к мертвым, поваленным деревьям.
— Уговор есть уговор, поднимайся к небу бор.
Ветви вновь зазеленят, птицы в них загомонят.
Расцветут цветы весной, каплями воды живой.
От медведя стань стеной, защити нас и укрой!
— Хорошо, что немного отошли! — подумал Степан, с открытым ртом глядя, как корни, неизвестно сколько времени назад вывернутые из земли, шевелятся, изворачиваются, и зацепившись за землю, возвращают деревья в стоячее положение. А те, поломанные, местами сгнившие, стремительно покрываются новой, сильной, зеленой порослью. Деревья, от которых остался только корень, выпускали сильные отростки прямо из основания корня. Они росли на глазах! Где-то в глубине бурелома, становящегося живым и сильным лесом, заревел медведь. Деревья хватали его корнями, били ветками, запутывали лапы.