Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы

Поскольку герцог Эрколе ни на йоту не отступил от своего решения в отношении ренты и не собирался добавлять ни одного дуката к 10 тысячам, Лукреция отказалась от феррарцев. Результат ее раздражения не замедлил сказаться. Четверо феррарцев, обладающие «прекрасными качествами», сообщили, что в скором времени они будут уволены, поскольку «только испанцы снискали расположение» новой герцогини. Теодора Анджелини заявила, что забирает назад все комплименты в адрес герцогини, сделанные ею в марте, поскольку Лукреция держит ее и всех придворных дам Феррары на расстоянии и ясно дает понять, что не желает видеть их прелестных лиц «вплоть до Судного дня». Кроме того, Теодора способствовала распространению суждения, что герцогиня любит только женщин, привезенных из Рима.

Подобно всем, кто старается не уронить своего достоинства, Лукреция испытывала необходимость в очень узком круге людей, которые были бы настроены на ее тональность и на которых можно положиться. Она не выносила подозрительности и, когда понимала, что за ней шпионят, испытывала сильный дискомфорт. Ей не нужна всеобщая любовь, она хотела быть любимой лишь несколькими людьми. Семья, по ее мнению, поскольку была необходима, входила в число доверенных лиц, хотя в силу специфических особенностей была не столь важна, как ее собственный клан. Придворные дамы подражали хозяйке и притворялись даже тогда, когда позволяли соблазнить себя. Немногие из оставшихся испанцев решительно перемещались взад и вперед между апартаментами Лукреции и подсобными помещениями с видом заговорщиков, от одного вида которых стыла кровь в венах даже у расположенных к Лукреции феррарцев. Если вспомнить все, что говорилось о жадности герцога Эрколе еще в Риме, то можно себе представить настроение, царящее среди домочадцев Лукреции. Все объединились в едином стремлении – сопротивляться д'Эсте, поскольку Лукреция объяснила, что борьба ведется не за нее, а ради упрочения положения всего двора. Однако феррарцы были абсолютно не правы, полагая, что жители Испании находили большое удовольствие в смирении. Тем временем Анджела Борджиа произвела приятное впечатление на Феррару. Она довольно глупенькая, зато могла и любила смеяться и была очень забавна. Свое место в семействе д'Эсте она находит в сердце Джулио, незаконного сына Эрколе. Дон Ферранте, чтобы не отстать от брата, тоже находит среди женщин Лукреции возлюбленную – Сьенезе Никола. Эти двое, как говорили, «действовали безрассудно», хотя и «не совершая греха». Герцог вовремя вмешался, притормозив разгоревшиеся было страсти, и не дал свершиться греху. Он запретил дону Ферранте посещать апартаменты Лукреции чаще двух раз в неделю.

Добровольное изгнание Лукреции проходило под знаком Эроса. Лукреция вставала поздно, лениво одевалась и шла к обедне в маленькую капеллу. Потом завтракала. Принимала нескольких посетителей, которые позволяли себе в ее присутствии непринужденно беседовать с ее женщинами, читала духовные книги или любовную поэзию. Придумывала вместе с портнихой новые наряды. Или посылала за одним из сейфов, в которых держала бесчисленное количество обращений и секретных документов Ватикана, читала старые письма, обращаясь мыслями в прошлое. Во время приступов меланхолии Лукреция, как никогда, нуждалась в поддержке, и Никола умела ее приободрить и утешить. В атмосфере радостного возбуждения Лукреция требовала принести пудру, жаровни, золотые сетки, мавританские рубашки, наполнить что-то типа ванны горячей водой, а затем, оставшись наедине со своей любимицей Никола, снимала с себя парчу, раздевала ее, и они вместе садились в ванну, в которую маленькая горничная Люсия подливала горячую воду. Молодые женщины резвились, смеялись и согревались в душистой воде. Позже, надев только сорочки и набросив на волосы золотые сетки, они вытягивались на подушках и курили благовония. Эти подробности стали известны придворным в Ферраре и Мантуе от нескромного Священника, «сторожевого пса» Изабеллы д'Эсте. Осыпав знаками внимания… и конфетами маленькую Люсию, он покорил ее сердце и теперь имел непосредственного очевидца событий, происходивших в доме Лукреции. Таким образом, приятное времяпрепровождение Лукреции тут же обсуждалось во дворах Феррары и Мантуи, причем без каких-либо признаков осуждения или неодобрения.