Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы

В середине декабря папа, несмотря на преклонный возраст (шестьдесят семь лет!), подагру и холода, решил лично возглавить армию. Вместе с кардиналами и епископами он провел смотр войскам. Их также сопровождал друг папы, архитектор Браманте Урбинский, с которым вечерами после обсуждения плана кампании папа мог читать и комментировать «Божественную комедию». Данте как нельзя лучше устраивал Юлия II. Когда папа сопровождал поэта в странствиях по Аду, проходил через Чистилище и Рай, он оказывался в мире, с которым составлял одно целое, освобождался от земных пут и попадал в суровое и прекрасное царство. Он не любил войну ради войны и рассматривал ее лишь как необходимое условие для существования общества, основанного на суровых законах справедливости. Его привлекали глобальные планы и предложения. К примеру, проект большого крестового похода с участием европейских стран за освобождение Востока, предложенный Шотландией в тот самый момент, когда он (Юлий II) завяз в войне с Феррарой. Несмотря на всю неприязнь, испытываемую к д'Эсте, папа не собирался с помощью войны решать собственные проблемы. В январе он выступил с мирными предложениями: Феррара остается Альфонсо, а Модена с только что завоеванными территориями отходит церкви. Альфонсо, и в первую очередь французы, ошибочно решили, что эти предложения продиктованы страхом, и отклонили их. Папа ответил осадой Мирандолы, одной из наиболее укрепленных крепостей д'Эсте.

Упорное сопротивление осажденной стороны и непримиримость осаждающей увековечили осаду Мирандолы в анналах военного искусства. Папа, забывая о возрасте и плохом самочувствии, в ветер и снег заставлял армию вновь и вновь штурмовать несокрушимую цитадель.

Советники Юлия II отговорили его оставаться в крепости; левый фланг армии понтифика подвергался опасности, поскольку Мирандола располагалась на передовой линии фронта. Оставив гарнизон в Мирандоле, Юлий II, чудом избежав ловушки, вернулся в Болонью. Из Болоньи он двинулся внутрь Романьи, в Имолу – бывший штаб Чезаре Борджиа. Правительство Болоньи возглавил кардинал Алидоци, столь же красивый и порочный, сколь ленивый и неумелый. Едва заслышав о восстании в Болонье, этот кардинал помчался в Кастель-дель-Рио, а оттуда в Равенну, где племянник папы Франческо Мария делла Ровере с криком «Предатель!» набросился на него и убил. В Болонье творилось что-то невообразимое. Воспользовавшись беспорядками, Бентивольо при поддержке французов напал на город и разогнал немногочисленную оборону. Ликующий народ разбивает статую Юлия II работы Микеланджело. Бентивольо вновь становятся тиранами Болоньи.

Но и это еще не все. Людовику XII приходит в голову опасная идея: необходим новый папа, причем француз. Король начинает атаку на Юлия II; он подвергает сомнению законность пребывания папы на этом посту и его соответствие занимаемому положению. Людовик предлагает заняться розыском женщин, с которыми у папы были интимные отношения, а затем, собрав необходимый материал, устроить суд над главой церкви, обвинив его в безнравственности. Удалось найти трех женщин, и хотя эти новости, возможно, расстроили кое-кого, но не вызвали никакого резонанса ни в Италии, ни за границей. Куда более важным оказалось создание в Пизе совета кардиналов-раскольников, который занялся обсуждением предъявленных обвинений и свержением папы. На стенах кафедрального собора появляются буллы, подписанные кардиналами Брисонне, Сан-Северино, Франческо Борджиа, Ипполито д'Эсте и Карвахалом. Но не так-то просто справиться с Юлием II; он прекрасно осведомлен по всем вопросам, касающимся церкви, и у него на все есть готовый ответ. Нащупав слабые места в буллах, папа мечет молнии со Святого престола в раскольников, отлучает их от церкви и лишает званий и должностей. Кому только могло прийти в голову свергнуть столь могущественного и грозного папу?

Герцог и герцогиня, оказавшись на краю гибели, предсказанной еще при падении Мирандолы, собираются с духом. «Так почитаются нами Марс и Венера, господствующие теперь над всем миром», – заявил Бернардо дей Проспери. И это не было преувеличением.

Прибыли французы. Солдаты-наемники не отличались особой щепетильностью; они насиловали женщин, занимались мародерством, в то время как их командиры представляли сливки французской аристократии – галантные кавалеры, словно герои средневековых легенд о рыцарях, готовые прямо с поля боя мчаться на бал с той легкостью и беззаботностью, что и является истинной храбростью. К культурным манерам итальянцев (о них несколько позже напишет Бальтазар Кастиглионе в «The Courtier») и гуманистическому великолепию двора, не допускавшему чрезмерной свободы, французы добавили свойственные их темпераменту огонь и энергию. Герцогиня давала балы и приемы, и французы не могли удержаться от восхищения. Возвращение Бентивольо в Болонью сопровождалось всенародными торжествами в Ферраре. Празднично одетые горожане, женщины, украсившие волосы цветами, устремились по широким улицам к герцогскому дворцу, утопающему в свежей зелени.