Еще более таинственная смерть произошла в лагере Чезаре в Романье. Жертвой стал португальский епископ Сеутский, Фердинандо д'Алмейда, амбициозный человек с плохой репутацией, помогавший Чезаре во Франции со свадьбой и последовавший за ним в Италию. Нам доподлинно неизвестно, чем занимался этот епископ: шпионил ли на короля Франции, занимался ли шантажом или делал и то и другое. Как бы то ни было, но однажды днем было замечено волнение у помещения, которое занимал епископ, и, можно сказать, нарочитая демонстрация докторов, хирургов и медицинских сестер с бандажами, мазями и притираниями. Было объявлено, что Алмейду ранили во время сражения, хотя на самом деле он умер. Был ли он отравлен? Хотелось бы знать, шел ли уже тогда разговор о знаменитом порошке Борджиа?
А тем временем войска под предводительством Чезаре упорно продвигались вперед. Имола пала, хотя Диониджи ди Нальди, руководивший обороной города от лица графини Форли, оказал упорное сопротивление, прежде чем приступить к переговорам с французами и перейти на сторону Чезаре. Папа «с большим удовольствием и гордостью» выслушал сообщения о том, как его сын сражался с передовыми частями противника под стенами Имолы, прикрываясь только щитом; что он постоянно демонстрировал храбрость и здравомыслие и все преклоняются перед его щедростью и великодушием. Затем Чезаре двинулся дальше и приступил к осаде Форли. Обороной крепости и города руководила Катерина Сфорца, считавшаяся самой храброй женщиной Италии; кстати, в эту эпоху было много воинственных женщин. Один из современников описывает Катерину как «необыкновенно жестокую женщину-воительницу», но даже в этом описании присутствует оттенок восхищения – ей выпало быть продолжателем дел своего знаменитого предка, кондотьера Франческо Сфорца. После смерти первого мужа Джироламо Риарио она вышла замуж за Джакомо Феа, и, когда он был убит, Катерина во главе отряда всадников ворвалась во вражескую крепость и в качестве ответной меры приказала уничтожить всех, будь то мужчина, женщина или ребенок.
Описания, оставленные теми, кто знал ее как «имевшую добрый нрав веселую женщину», с руками «мягкими, как мех» (Катерина пользовалась душистыми мазями и притираниями), лицом, как видно на ее портретах, выражающим решимость и твердость характера, склонную к полноте (информатор маркизы Мантуанской в 1502 году пишет, что Катерина «настолько толстая, что не имеет себе равных»), никогда не заставят нас сомневаться в неутомимой энергии и силе мускулов, благодаря которым Катерина Сфорца стала воплощением войны. Когда Чезаре двинулся на Форли, Катерина была уже готова к обороне города. Она произвела осмотр крепостей и, отправив своего ребенка в безопасное место, доигрывает последний акт правления с холодной страстностью, столь характерной для нее. Но нельзя долго противостоять превосходящей в силе армии Чезаре. Графиня Форли руководит обороной крепости среди дыма и вспышек орудийных залпов. Ее неистовство в ходе сражения ни в коей мере не повлияло на здравость рассудка; когда ее взяли в плен, она без малейших колебаний признала себя пленницей и потребовала, чтобы ее передали французскому королю. Французы восхищены ее мужеством, красотой и чувством собственного достоинства. Французский командующий Ив д'Аллегра, во времена Карла VIII взявший в плен неповторимую женщину, а именно Джулию Фарнезе, пытается взять Катерину под свою защиту, чтобы впоследствии освободить. Но Чезаре настаивает, чтобы она осталась с ним, гарантируя хорошее обращение, и в конце концов Катерина остается с ним. Ходили разговоры, и весьма правдоподобные, что Чезаре хотел, чтобы его отважная пленница испытала все ужасы неволи, и даже пытался заставить ее стать его любовницей. Нам известно, что какое-то время он удерживал ее у себя, а затем отправил в Рим, не в цепях, как утверждает легенда, а в сопровождении папского капитана Родриго Борджиа. Папа поместил пленницу под строгим надзором в Бельведере, стоявшем среди сосен и апельсиновых деревьев, а позже Катерина была переведена в замок Сант-Анджело. Она, как и прежде, сохраняла чувство собственного достоинства, и не было способа, чтобы подчинить ее; казалось, она была «одержима дьяволом».