Читаем Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь полностью

– А ты не думаешь, что мы слишком во многом им уступаем, отец? – спросил наконец Чезаре.

– Нет! По правде говоря, мы и не смогли бы отделаться меньшим. Рим остается невредим. Король Франции преклонил предо мной, Александром VI, колени. Джулиано делла Ровере и все, кто хотел опозорить меня, теперь кусают локти.

– А Неаполь?

– Подумаем о нем, когда придет время. Пройдя половину Италии, французы нажили себе еще больше врагов. Испания уже рвется в бой. На месте Карла я бы побыстрее схватил добычу и отбыл на корабле – шансы на спокойное отступление слишком малы.

Чезаре снова посмотрел на фреску. В самом центре среди развалин Рима возвышалась правдиво изображенная триумфальная арка императора Константина – она и сейчас была такой же, истинный символ безупречного государственного управления. Правда, здесь надпись на ней была посвящена не императору, а папе Александру VI: «Несущий мир». «Ну что за лизоблюд этот Пинтуриккьо, – подумал Чезаре. – Все они…»

Он повернулся, чтобы уйти, и, как всегда, преклонил перед отцом колено. А потом в безотчетном порыве подался вперед и поцеловал ногу понтифика. Александр положил руку на покрытую густыми темными волосами голову сына. Папа и кардинал. Отец и сын. Учитель и ученик.

– Чезаре? – окликнул он его уже у самой двери. – Хочу сказать тебе кое-что еще.

– Что?

– На дом твоей матери напали.

– Когда? Кто?

– Два дня назад. Похоже, швейцарские гвардейцы, но я пока не уверен. Говорю тебе потому, что ты наверняка и сам узнаешь, а узнав, надеюсь, ничего не станешь предпринимать. Слышишь? Твоя мать здесь в безопасности, а все, что разрушено, мы восстановим. Мы ведем длинную игру и не должны терять самообладание и поддаваться минутным порывам.

Чезаре стоял с ничего не выражающим лицом.

– По одному врагу за раз, отец, – тихо сказал он. – Я понимаю. Но когда…

– Пусть я ничего не знаю. У меня много дел, предстоит собрать коалицию против ластоногого французского короля. А сейчас я собираюсь помолиться. И, полагаю, ты займешься тем же.

– А как быть с моей матерью?

– Сначала молитва. А потом я расскажу все о твоей маме.

Глава 18

К ее чести, когда пришло время, Ваноцца покинула свой дом и виноградники без слез и дебатов. Она поселилась в скромных апартаментах в замке Святого Ангела и не просила о большем. Хотя Сангалло проработал здесь добрых два года, пытаясь превратить мавзолей в жилище, от мертвого камня исходил гнетущий холод, и в разгар зимы увешанные гобеленами комнаты были сплошь поражены плесенью.

Если Джулия Фарнезе и поселилась где-то рядом, Ваноцца ее не видела. Не видела она и папу. И он не искал с ней встречи. Первую половину дня Ваноцца посвящала хозяйственным делам (она взяла с собой свои счетные книги), а после сидела и смотрела на город, в котором прошла вся ее жизнь. Из высокого замкового окна открывался отличный вид на ее двухэтажный дом и таверну по другую сторону моста. Она представляла, как стоит в своей спальне и смотрит на замок Святого Ангела. Во всем городе нет места лучше. Во время праздников мост заполняли паломники, шествующие к собору Святого Петра. Их было так много, что казалось, будто идут они не по камням, а по какому-то чудесному мосту из человеческих душ, стремящихся к Богу. Многие спали на площади или на ступенях собора, пристроившись на тюфяках, взятых в аренду у встречающихся на протяжении всего маршрута торговцев. Но те, кто шел к Богу не с пустым карманом, могли позволить себе устроиться с большим комфортом в одной из семи комнат (по четыре кровати в каждой) постоялого двора Ваноццы. Двери открывались на рассвете и закрывались вскоре после заката, хотя при наличии места сюда принимали и припозднившихся путешественников, если они стучались вежливо и платили вперед. Утром постояльцы пили разбавленное водой вино или молоко, отправлялись в следующий из семи главных соборов Рима и (если не постились) возвращались отведать жареного карпа или поросенка. За пятнадцать лет, с тех пор, как она купила этот дом на средства от продажи украшений, полученных от любящего ее тогда кардинала, она заработала на нем вчетверо больше, и чуть ли не каждый месяц ей приходилось отвергать предложения о покупке. Разумеется, теперь его захватили французы. Она старалась не думать о царящем там сейчас хаосе. Двумя годами ранее затопило первый этаж таверны. Кровати поплыли вниз по Тибру, одна из них – с перепившим накануне паломником, и эта картина была еще свежа в ее памяти. Французы как паводок – нанесут ущерб и отхлынут.

* * *

Он пришел навестить ее не только потому, что должен был кое о чем рассказать, но и потому, что просто хотел повидаться. Хоть тело Джулии все еще казалось и нежным, и желанным, в эти сложные дни он скорее нуждался в поддержке той, кто – как ему представлялось – дольше жила на свете и помогла бы стойко выдержать удары судьбы, когда земля уходит из-под ног.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука / Проза