Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь

– Я… ах, сон был ужасный. Ты был с папой в Зале таинств, и вы оба смеялись, смеялись громко, а я пришла с Родриго на руках, и папа сказал, что я должна говорить с тобой только по-французски, ведь иных языков ты больше не знаешь. Так я и сделала, но ты будто не узнавал меня. А когда я показала тебе ребенка… Ты сказал, что не можешь коснуться его, потому что он… тут ты произнес какие-то слова, которых я не знаю, – она виновато улыбнулась. – Когда появилось молоко, я не могла спать от боли, и мне дали сироп, от которого снятся странные сны… Два дня назад приснилось, что этот безумный турецкий принц, Джем, вернулся с того света и отрубил отцу голову своим кривым мечом. – Лукреция вздрогнула. – Говорят, после рождения ребенка женщины подвержены таким вещам…

– Или кто-то просто переборщил с микстурой, – сказал Чезаре, обрадовавшись, что подобное происходит не только с ним. – Если бы я пил все, что мне прописывают, то страдал бы от лечения больше, чем от самой болезни.

– Что? Твоя болезнь вернулась?

– Нет, мне гораздо лучше.

– И все же будь осторожен, Чезаре. Говорят, один из кардиналов папы умер от того, что его залечили.

– Да, я слышал. Но у нас с ним разные врачи.

Эта история дошла до Гаспара Тореллы в Милане: оказалось, что тот кардинал испытывал такую боль, что рискнул попробовать новое лекарство, привезенное каким-то португальским доктором. Но за каждую минуту дарованного облегчения пришлось расплатиться куда большими страданиями, и он умер в невероятных муках. Торелла с тех пор оказался вовлечен в бесконечную словесную перепалку. Чезаре, которого болезнь не беспокоила так давно, что он считал себя полностью вылеченным, больше интересовало освободившееся место в коллегии кардиналов. Война стоит дорого, а кардинальские шапки – отличный источник дохода.

– Давай лучше поговорим о тебе. Ты исхудала. Тебя совсем не кормят?

– Ах! Еще как кормят! Я похожа на фаршированную гусыню на праздничном столе!

– Ты выглядишь усталой.

– Неудивительно, – сказала она смеясь. – Я ведь рожала ребенка! Должна сказать, Чезаре, грех Евы – тяжелая ноша. Немногие мужчины смогли бы вынести эту боль.

В его воображении всплыл образ Катерины Сфорцы с поднятыми к сверкающему нагруднику юбками.

– Да, но ты ведь Борджиа. Мы все можем вынести. Я так скучал по тебе, сестра.

– А я по тебе, брат. Так ты посмотришь на него? На ребенка, – добавила она на случай, если он не понял. – Папа говорит, что он просто твоя копия. Я велю им тотчас же принести его.

Лицо ее пылало от нетерпения, так что он не мог отказать.

– Только быстро. На рассвете мне в путь, а еще много дел.

Теперь, когда пришло время ему уходить, она вдруг отчаянно захотела, чтобы он остался, захотела вернуть былую теплоту их отношений, которые, как она знала, в последнее время порядком охладели.

– Папа показал мне портрет твоей жены. Она очень красива, не правда ли? Она любит тебя?

– Думаю, она осталась мной довольна.

– Вскоре и у тебя появится ребенок. Ты должен привезти ее в Рим. Тогда мы все будем вместе. А дети…

Дверь открылась, и вошла нянька. Она поднялась к кровати и встала спиной к Чезаре, отгородив его от Лукреции, а затем вложила ей в руки сверток.

Родриго Борджиа крепко спал. Ему было всего восемнадцать дней от роду, и он еще скучал по уютной теплой утробе.

– Ну разве он не прекрасен? – прошептала Лукреция.

Чезаре никогда еще не видел новорожденных и пришел в замешательство: это была очень хрупкая плоть. Пеленки туго обвивали младенца, обрамляя личико. Его сомкнутые веки походили на начерченные на коже темные линии. Вокруг чуть приплюснутого носа были разбрызганы маленькие белые пятнышки, а губы сложились так, будто он был чем-то недоволен. «Уродлив, как поросенок», – подумал Чезаре, протягивая руку, чтобы коснуться его.

– Ты видишь сходство? – шутливо спросила Лукреция. – Знаешь, во время крещения он был спокоен, будто ангел, пока его не дали на руки Паоло Орсини, и тогда он завопил во всю мочь. Папа сказал…

– Я знаю, что сказал папа.

– Если хочешь, можешь подержать его. Он не проснется, – сказала она, протягивая ребенка брату, но Чезаре уже убрал от него руку.

– Не сейчас. Меня ждет война, пора идти. – Он наклонился над кроватью, избегая коснуться ребенка, и поцеловал ее в лоб.

Она закрыла глаза, чтобы не выдать своего разочарования.

Глава 45

Задолго до того, как что-то появилось в поле зрения, в отдалении слышались раскаты грома. Мужчины в полях притормозили быков, покидали вилы и лопаты и побежали напрямик к мощеной дороге, не подходя, впрочем, слишком близко, чтобы не попадаться на глаза. Женщины оставались на месте, прятали детишек за широкие юбки, а потом поднимали головы и вглядывались в даль.