Лукреция с Воробьевых гор

Уже с порога Лена отметила большие перемены во мне — помолодела, потолстела. Просто ожила, смеялась я. Мне так хотелось сказать гостье что-нибудь приятное, но я не смогла соврать. Выглядела Ленка ужасно. Лет десять назад она была точеной изящной блондинкой. Всегда грустной, тихой. Но это ее только красило.

Время особенно неумолимо к блондинкам. Неяркая красота ее поблекла, потускнела. И теперь скорбное и покорное выражение убивало остатки былого очарования. Улыбаться Ленка совсем разучилась, а если и пыталась иногда, улыбка получалась жалкая, вымученная.

Представить Мезенцеву счастливой было невозможно. С рождения ей были даны все блага жизни — заботливые родители, неустанная опека, достаток. Но она никогда не была довольна судьбой, а с годами ее горести росли, как снежный ком.

Я накрыла на стол, а Лена достала из сумочки вино и собачий корм для Лапы. Чего скрывать, я с вожделением посмотрела на «Старую крепость», но, подумав, отрицательно покачала головой. Лена деликатно не заметила моего отказа, и вскоре бутылка опустела.

Уже час она рассказывала мне нескончаемую, многосерийную историю своей грустной жизни, прикуривая одну сигарету от другой. Пришлось открыть окно, чтобы не задохнуться в табачном дыму. Алик уже дважды уходил навсегда, но спустя какое-то время возвращался. Я уже начинала думать, не предназначены ли они друг для друга? Просто никак не могут это осознать.

Два года назад Лена, на свое несчастье, влюбилась. В женатого мужчину. По ее словам, из породы «настоящих». Знаю я этих настоящих мужчин. Только наши российские лены и тани, привыкшие жить иллюзиями, могут спутать жестокость и наглость с мужеством, силой и благородством, по которым они так истосковались.

Я смотрела на увядшее, бледное Ленкино лицо и жалела ее до боли сердечной. Как мне хотелось ей помочь! Но чем? Ленка слабая. Ее топчут и используют все, кому не лень. Алик тоже слабый, но, по крайней мере, не подлый. Я уговаривала Мезенцеву попробовать еще раз начать все сначала с Аликом и обязательно родить ребенка. Мужья, любовники могут кануть в Лету, но дети останутся. Ленка внимательно выслушивала советы, но никогда им не следовала.

И вдруг мне захотелось ей все рассказать. Едва ли она меня поймет, но, по крайней мере, не разболтает подружкам, Алику, своему «настоящему мужчине», как это обыкновенно делают женщины. Нет, в Лене несомненно было душевное благородство и тонкость.

И я, выждав паузу, вклинилась в ее монолог и рассказала про Родиона. Про то, что он звонит и приезжает почти каждый день, но ведет себя очень сдержанно и строго.

— Он вглядывается, вслушивается в меня, но не ухаживает в обычном смысле этого слова. По-моему, ему просто очень одиноко, тоскливо живется. Он нуждается в общении, а я его чуть-чуть развлекаю. С такой странной особой он никогда раньше не был знаком.

Лена рассеянно слушала. Она всегда вежливо расспрашивала о моих делах. Но я отвечала кратко и немногословно. Мне казалось, Мезенцева боится чужих проблем, ей хватает своих. Наверное, и ко мне она ездила потому, что, в отличие от других подруг, я только слушала, но никогда не навязывалась со своими откровениями.

Она беспомощно развела руками:

— Что я могу тебе сказать? Я в своей собственной жизни ничего не понимаю и не могу разобраться со своими близкими.

— Со стороны всегда виднее, — неуверенно возразила я.

— Во всяком случае, в дружбу между мужчиной и женщиной никогда не верила и не верю сейчас. Если твой доктор каждый день ищет с тобой встреч, значит, ты ему нравишься. Почему ты в этом сомневаешься? Ты красивая женщина, в самом расцвете. Просто немного захандрила, но ведь все прошло, теперь ты в порядке…

Я и сама в душе об этом подумывала. Но Родион — необычный человек, и о нем нельзя судить привычными мерками. Его даже трудно представить в роли поклонника, искателя руки и сердца.

— Не понимаю, что тебя тревожит? — Лена посмотрела на меня с недоумением.

Наверное, я действительно выглядела странной и непоследовательной. Люся мне давно намекала, что пора обратиться к психиатру. Может быть, она и права. У меня вдруг помимо воли вырвалось отчаянное, сумбурное:

— Я так боюсь, что в один злосчастный день он не позвонит и не приедет. И я останусь совсем одна. А я уже привыкла к этому человеку, я не могу без него. И зачем он только появился? Я уже смирилась с одиночеством в этой однокомнатной берлоге. Я знаю, что невыносима, мои неудачные замужества тому подтверждение…

Ленка даже засмеялась (я уже несколько лет не видела ее смеющейся) и не дала мне договорить:

— Что за бред ты несешь, Лорик? А ведь всегда была для меня образцом здравомыслия, проницательности и терпения. Я всегда завидовала твоему душевному спокойствию и ясности…

— Какое там душевное спокойствие, Лен! Я давно превратилась в истеричку. И не знаю, что с собой делать. Только рядом с ним чувствую себя такой уверенной, почти прежней.