Читаем Лулу полностью

— Вовчик! Ты мог бы быть интересным собеседником, но вот беда, срываешься на брань по самому пустячному поводу. Уровня дискуссии ну никак не держишь. — Веня вскочил с дивана и теперь быстрыми шагами расхаживал по комнате. — У тебя начисто отсутствует чувство меры. Это касается и твоих личных выпадов против меня. Пойми же, наконец, что есть вещи, которые просто нетерпимы в приличном обществе. Ты однозначно нуждаешься в одергивании, иначе тебя периодически заносит.

— Веня! — снова покраснев, взмолился я, — Веня, больше этого никогда не будет!

— Остается лишь опровергнуть твой идиотский постулат о том, что эта девчонка стала единственным и последним существом, которое удерживает тебя в этом мире. — Веня в изнеможении плюхнулся на диван и, уже не глядя на меня, замахал перед моим лицом руками. — И не перебивай! Так вот, ты мне уже неоднократно заявлял, что считаешь себя анфан террибль, которому дозволено все, даже переспать с женой подчиненного тебе сотрудника. В сущности, это твое личное дело — с кем спать, а с кем не спать. Однако даже ты обязан когда-нибудь решиться на признание в том, что тут есть явная несправедливость по отношению к близким тебе людям, к твоим преданным товарищам. — Веня снова смотрел на меня, и его вылезающие из орбит глаза выражали одновременно злость, нестерпимую муку и что-то очень похожее на робкую надежду. — Запомни, что первый признак разложения личности властью, будем здесь точны, — это не что иное, как злоупотребление этой самой властью. Я имею в виду использование своей власти во зло по причине искаженного восприятия окружающего мира и преувеличения собственной значимости. Ты упиваешься своей властью над девочкой, однако подумай при этом о других. Неужели до сих пор не понимаешь, что им предстоит теперь выплачивать солидную неустойку, а для этого надо же где-то брать кредит. Зачем ты явно не чужих тебе людей на это обрекаешь?

Ну вот! Стоит только завести с Веней о чем-то разговор, как непременно все сводится к деньгам, словно бы, кроме них, нет ничего более достойного нашего внимания в этом мире. А так хотелось поговорить о чем-нибудь прекрасном. И еще очень хочется, чтобы он защитил меня и приласкал — ну не так, как пса, но тоже было бы приятно.

Даже и не знаю. Наверное, я напрасно затеял этот разговор, однако куда же мне деваться? Ведь если он по собственной инициативе пожелал стать для меня вторым «я», тогда к кому же мне еще пристало обращаться за советом? Но согласиться на такую офигенную контрибуцию я никак не мог. А Веня тем временем уже подводил итоги нашей затянувшейся беседы:

— Так что, Вовчик, раскошеливайся давай. Нечего тянуть кота за хвост, тем более что предложение тебе сделано, на мой взгляд, более чем гуманное и вполне приемлемое.

— Ну скажешь тоже. Ведь буквально раздевают догола! И что теперь предпринять, даже и не знаю. Может быть, мне люстру продать? Богемский хрусталь нынче снова в моде. — В качестве наиболее убедительного аргумента я попытался выдавить из себя слезу: — Веня, а нельзя ли как-нибудь иначе?

— Вовчик, дорогой, что у тебя было по истории? Не сомневаюсь, что твердая арифметическая единица. Пора бы знать, что после идеологической победы захваченная территория всегда отдается на разграбление войскам. Так что у тебя весьма ограниченный выбор вариантов. — Видя мое отчаяние, Веня протянул мне носовой платок и уточнил задачу: — В общем, или закрывай свой банковский счет, или же возвращай назад девчонку.

Да, судя по всему, неважные у меня складываются перспективы. Либо отдай все то, что нажито с таким трудом, а то и вовсе — родную кровинушку кинь на растерзание подонкам. И главное, что, в сущности, не из чего выбирать, потому как ни то, ни другое совершенно неприемлемо.

Глава 18

Параллельные миры

С недавних пор предпочитаю ни о чем ни с кем заранее не договариваться. Спрашивается, почему? Да я и сам толком этого не знаю. Видимо, просто потому, что не хочется кого-то подводить, кому-то наобещав — не выполнить, кого-то обнадежить — не имея оснований. Ведь и так бывает.

Сегодня вообще себя в изрядной степени нетрудоспособным ощущаю. Что шулер, что блатной, что проститутка — мне сегодня все равно, все для меня на одно лицо. И дело даже не в том, что тяжко мне всего лишь с перепою — а ведь я накануне в рот ни капельки не брал! — но странные события последних дней во мне что-то будто бы перевернули. Я бы даже примерно так сказал: «Душа болит!» Это если кто-то мне поверит…

А ведь и вправду странно — словно бы на день рождения не пришел, а вот на похороны вдруг явился, хотя никто приглашения мне не присылал. Будто бы так и положено, чтобы праздники проходили без меня, ну а когда возникнет потребность поработать заступом или киркой, тут уж без моего посильного участия не обходится. Видимо, каждому предназначена своя судьба, свое персональное, кем-то забронированное место в мире. Это все я понимаю. Но почему такая ноша свалилась на меня?

Перейти на страницу:

Все книги серии Для тех, кто умеет читать

Записки одной курёхи
Записки одной курёхи

Подмосковная деревня Жердяи охвачена горячкой кладоискательства. Полусумасшедшая старуха, внучка знаменитого колдуна, уверяет, что знает место, где зарыт клад Наполеона, – но он заклят.Девочка Маша ищет клад, потом духовного проводника, затем любовь. Собственно, этот исступленный поиск и является подлинным сюжетом романа: от честной попытки найти опору в религии – через суеверия, искусы сектантства и теософии – к языческому поклонению рок-лидерам и освобождению от него. Роман охватывает десятилетие из жизни героини – период с конца брежневского правления доельцинских времен, – пестрит портретами ведунов и экстрасенсов, колхозников, писателей, рэкетиров, рок-героев и лидеров хиппи, ставших сегодня персонами столичного бомонда. «Ельцин – хиппи, он знает слово альтернатива», – говорит один из «олдовых». В деревне еще больше страстей: здесь не скрывают своих чувств. Убить противника – так хоть из гроба, получить пол-литру – так хоть ценой своих мнимых похорон, заиметь богатство – так наполеоновских размеров.Вещь соединяет в себе элементы приключенческого романа, мистического триллера, комедии и семейной саги. Отмечена премией журнала «Юность».

Мария Борисовна Ряховская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети новолуния [роман]
Дети новолуния [роман]

Перед нами не исторический роман и тем более не реконструкция событий. Его можно назвать романом особого типа, по форме похожим на классический. Здесь форма — лишь средство для максимального воплощения идеи. Хотя в нём много действующих лиц, никто из них не является главным. Ибо центральный персонаж повествования — Власть, проявленная в трёх ипостасях: российском президенте на пенсии, действующем главе государства и монгольском властителе из далёкого XIII века. Перекрестие времён создаёт впечатление объёмности. И мы можем почувствовать дыхание безграничной Власти, способное исказить человека. Люди — песок? Трава? Или — деревья? Власть всегда старается ответить на вопрос, ответ на который доступен одному только Богу.

Дмитрий Николаевич Поляков , Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза