Luminosity - Сияние разума (СИ)

Шло время. Я периодически умоляла о смерти, но Эдвард всегда отказывался. Иногда его возражения были слабее прочих, менее категоричными, и тогда я принималась извиваться, рыдать и кричать сильнее. Возможно, если я раню его достаточно своей болью, чтобы он захотел остановиться, он даст мне единственное, что, как я помнила сейчас, я хотела.

Но такой милости мне не дали. Он не оторвал мне голову, его руки не вырвали мое пылающее, все еще бьющееся сердце. Он не убил бы меня.

После нескольких попыток убедить Эдварда избавить меня от боли, я начала звать остальных. Элис, Карлайла, Эсме, Джаспера, Эмметта, Розали. Я могла слышать шаги, когда они приходили. Я слышала, как каждый из них сказал “нет”. Элис добавила еще, что видит меня в будущем сильным и здоровым вампиром.

— Ты будешь прекрасна, — пообещала она перед уходом.

Эдвард вздохнул с облегчением, когда она сказала это. Хорошее видение. Но недостаточно хорошее, чтобы стоить этих мучений.

Но когда я умоляла Розали, она замешкалась после моей просьбы.

Эдвард зарычал. Было ли это ужасней, чем когда он рычал на Джеймса? Возможно так показалось моим ушам, которые становились все чувствительней с каждой минутой пожарища, воспринимая новые оттенки звуков, которые я ранее упускала. И я знала, что это значит. Она подумала об этом. Она подумала о том, не убить ли меня. Сияющий ангел Эмметта, воистину, возможно она даст мне…

— Роуз! — закричала я, охваченная надеждой, извиваясь в хватке Эдварда, — Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз….

— НЕТ! — взревел Эдвард. — Розали, убирайся из комнаты! Я разорву тебя на кусочки, если услышу опять эту мысль, я сделаю это! Убирайся!

— Ро-о-о-о-о-о-о-о-о-о-оуз! — застонала я. Но ее быстрые шаги удалились. Мне показалось, что я даже услышала, как она выпрыгнула из окна.

— Белла, — сказал Эдвард. Он говорил очень быстро, но я уже могла следить за речью на такой скорости, хотя это отнимало все мои тщательно сберегаемые ментальные силы, — Белла, пожалуйста, не проси больше. Умоляю. Я не могу выдерживать это. Я сделаю что угодно, кроме того, чтобы убить тебя. Я не могу этого сделать. Все, что угодно другое.

— Можешь, — я сражалась за то, чтобы выговорить сразу несколько слогов, потеряв шанс, который почти реализовала Розали, — можешь… сломать… мне… спину…

— Что?

— Она… вылечится. Но я… буду… немного… меньше… ощущать… до… того… момента, — выдохнула я и снова беспомощно закричала, — возможно, — снова выдохнула я.

На четверть секунды повисло молчание. (Даже такая продолжительность времени была крайне значительна для меня, с агонизирующей четкостью.)

Последовал небольшой резкий удар в основание моей шеи, и все, что было ниже моих плеч, провалилось в блаженное небытие.

Я все еще дышала и могла слышать свое сердцебиение, но никакой сенсорной информации от тела ниже шеи не поступало. Медицинские познания Эдварда стали спасением — он знал, где нужно нанести удар. Моя шея и голова все еще горели по-прежнему, но потеря ощущений торса и конечностей была настолько драматичным облегчением, что я чувствовала себя опущенной в ванну с ледяной водой.

— Ох, — выдохнула я.

— Этого не хватит на весь остаток трансформации, — предупредил Эдвард, — и я не смогу сделать это еще раз. Как только спина вылечится, ее надо будет оставить в покое, или же обращение может пройти неправильно.

— Сколько? — мягко спросила я.

— Не знаю. Возможно несколько часов.

Несколько часов. Несколько часов, в течение которых только мое горло, лицо, скальп и череп будут разрушены до основания. Ну хоть что-то.

Хотела бы я суметь заснуть. Но я бы никогда не проснулась.

Я почти успокоилась, когда моя спина исцелилась. Я сумела только открыть горящие глаза и посмотреть на лицо Эдварда, искаженное, измученное беспокойством за меня, но такое прекрасное. Я смогла выдавить несколько предложений, делая перерывы на трудные и не дающие облегчения вдохи.

— Прости, — прошептала я, — за мольбы.

Он нагнулся поцеловать меня в макушку.

— Я прощаю тебя.

Эдвард не стал повторять просьбу не делать это снова, когда ощущения от тела вернуться. Возможно, он знал, что я не смогу выполнить ее.

— Я люблю тебя, — сказала я.

— Я люблю тебя, — ответил он мне с ужасно печальным видом. Не “тоже”. Он никогда не добавлял это слово. Однажды я спросила почему — попыталась воспроизвести в воображении ответ — это было слишком трудно. Воспоминания не были достаточно ясны, чтобы прорваться сквозь пелену боли. Сомневаюсь, что могла бы вспомнить имена родителей. Я же все записывала…

Через два часа, тридцать четыре минуты и шестнадцать секунд после перелома, спина сама по себе встала на место и погрузила меня в невыносимую агонию всего тела.

И я снова закричала.

*