Luminosity - Сияние разума (СИ)

Едва я решила встать и обернуться, как уже была на ногах и смотрела на него. Мое тело отвечало на команды с потрясающим послушанием. Оно быстро переходило в то положение, в какое я желала, само по себе. Оно не двигало меня в неправильном направлении, не делало никаких лишних движений, не цеплялось за невидимые препятствия и не протестовало против любых движений. Я заметила, что даже поворот с большой скоростью не заставил предметы расплыться перед глазами: доски стены мелькнули перед глазами не потеряв четкости, даже несмотря на то, что я смотрела на них периферийным зрением. Я изменила позу так быстро, что у меня была только ничтожная доля секунды на то, чтобы заметить данное преимущество, но все равно успела обработать эту мысль.

Эдвард был потрясающ.

Я смотрела на стену, думая, что она красива; я провела месяцы человеком, глядя на Эдварда и находя его привлекательным. Безумие. Я видела только его тень. С моими нынешними глазами он выглядел как некое божество, сияющее и словно высеченное в мраморе. Никогда ничего подобного не видела ранее. Я наслаждалась скептицизмом момента, что даже Розали, увиденная в этом новом и потрясающем виде, будет эстетически лишь равна тому видению, которым был Эдвард.

Я сделала еще один вдох, пробуя воздух. Все еще по большей части превалировал Эдвард. И был еще неудовлетворительно сырой, но притягательный едва уловимый запах, который заставлял мое горло зудеть и гореть — запах меня как человека, который все еще был в воздухе? Я пыталась игнорировать его, и мне удалось упихать жажду и отвлекающий аромат в малоиспользуемый уголок на задворках расширившегося сознания. Я ощутила, как несколько новых запахов появились со стороны двери, услышала еще дыхания помимо моего. Я повернула голову на двадцать градусов, чтобы остальные появились в поле моего зрения, но при этом продолжать видеть Эдварда. Все Каллены были здесь, вместе, глядя на меня ожидающе.

Ладно, Розали все еще была самой прекрасной в мире, проворчала я про себя — а потом заметила свет, отражающийся от зубов Элис, которая стояла с самодовольной ухмылкой. Свет разделялся в моем глазу на спектр из восьми цветов, последний из которых был ослепительно новым.

— Никто не говорил мне, — произнесла я голосом, похожим на звон колокольчиков, — что мы можем видеть в ультрафиолете.

*

Когда я заговорила, остальные погрузились в шумиху из обсуждений и возбуждения. Однако я могла легко отслеживать нити их разговора: Карлайл хотел услышать мой рассказ обо всем, что я помнила с обращения, насколько помогла кома и сломанная спина. Элис хотела одеть меня получше и утащить к зеркалу.

Эдвард считал, что я должна немедленно отправиться на охоту, чтобы утолить жажду (хотела бы я, чтобы он не упоминал об этом; подавленный дискомфорт снова появился на переднем плане моего сознания, превратившись в поглощающую все мысли потребность, и я потратила немало усилий, сражаясь за то, чтобы снова поместить его обратно).

Джаспер (я успела поразиться его шрамам — теперь отчетливо видимым! Они были незаметны ранее, всего лишь слабо видимые полумесяцы — а теперь они выступали, став его самой очевидной чертой и говоря некому новому инстинкту внутри меня, что это опасный парень, выживший во многих битвах и убивший каждого напавшего вампира, который кусал его) нервно бросал на меня взгляды. Возможно, он думал о том, придется ли ему меня успокаивать. Эмметт хохотал, и это звучало так, словно он по-братски горд за меня.

У Розали на лице было извиняющееся выражение — возможно она корила себя за то, что допустила мысль о моем убийстве. Мне нужно было убедиться, что она знает — я ничего не имею против нее. Я буквально умоляла об этом — и обычно бы предпочла, чтобы люди действовали так, как я прошу, так что если ее расположение ко мне было столь велико, что она бы сделала это, это не было бы худшим из пороков. Эсме просто смотрела на меня по-матерински. Теперь я — часть ее семьи, навсегда — мне нравилась идея, что она возьмет на себя эту роль, пока Рене будет на необходимом расстоянии.

Пока я не испытывала никаких проблем, обрабатывая всю эту информацию по мере того, как получала ее, но она заполняла больше моего сознания, чем хотелось бы. Я желала взглянуть на прекрасный мир, почувствовать изысканные запахи, потанцевать с моим новым послушным телом, прочитать все записи у себя на компьютере, насладиться тем, как теперь звучит музыка для моих вампирских ушей, выучить норвежский и воспользоваться преимуществом состояния, когда Эдвард может касаться меня без неусыпной нежности.

— Простите, — сказала я, снова улыбнувшись себе при звуках нового голоса. Он был музыкальным. Возможно, теперь я могла петь, а ведь раньше в этом плане я была безнадежна.

Семь пар глаз обратились в моем направлении.

— Что такое, Белла? — внимательно спросил Эдвард.