Luminosity - Сияние разума (СИ)

— Потрясающе, — пробормотал Эдвард. — Продолжай, — добавил он, обращаясь к Уйлин.

— Я знала, что все, включая наших родителей, захотят смерти ее и ребенка, если узнают о том, что он был зачат от демона, а я не могла потерять ее, — объяснила Уйлин. — Я ушла с ней в джунгли, охотилась на животных для нее, она пила их кровь, но все еще была слишком слаба и ребенок калечил ее изнутри, ломая ее кости. Я думала, что если смогу кормить ее достаточно хорошо, то она сможет выжить, а ребенка демона можно будет потом уничтожить, не навредив ей. — Науэль никак не отреагировал на эти слова.

— Но Пира все равно умерла? — прошептала я.

Уйлин кивнула.

— Умерла. Она потеряла много крови и была сильно ослаблена быстрым ростом плода, он сломал ей очень много костей. Но она любила своего ребенка. Она назвала его Науэль — как камышового кота — и ее предсмертным желанием было, чтобы я позаботилась о ее сыне. И я обещала ей. Но когда он вырвался наружу через ту твердую оболочку, что окружала его, пока он рос, и я взяла его на руки, он укусил меня. Я отползла в джунгли и думала, что умру. Когда мое обращение закончилось, он спал, свернувшись калачиком, рядом со мной.

— Так ты ядовит, — сказал Эдвард, глядя на Науэля. — И ты можешь спать.

— Да, я сплю и у меня есть яд, — подтвердил Науэль. — У моих сестёр нет яда, и я не знаю, зависит это от пола или так вышло случайно.

— У тебя есть сёстры! — удивился Эдвард.

— Три, — ответил Науэль, — или так было семнадцать лет назад. Две другие старше меня. Но их матери тоже умерли. Мой отец считал себя ученым и думал, что выводит высшую расу; мне говорили, что куда больше его “экспериментов” умерло при… попытке забеременеть… или во время беременности, чем после родов, как моя мать. Мои сестры путешествовали с ним, но моей семьей всегда была Уйлин, так что я не захотел идти с ним, когда он пришел за мной через несколько лет после смерти матери.

Эдвард мрачно кивнул, огорчившись из-за того, что за жизнь ребенка матери платили своей смертью. Прогноз для нашего ребенка-полукровки получался пессимистичным. Я взяла его руку и сжала ее в своей. Семнадцать лет назад медицина уже была достаточно развита. Если бы отец Науэля был хоть как-то заинтересован в сохранении жизни матери ребенка, а это было вполне осуществимо с технологиями две тысячи пятого года, то, скорее всего, мать смогла бы выжить. К тому же Йохам был вампиром и мог бы обращать матерей, если бы хотел, чтобы они выжили. Возможно, ему было просто наплевать, но мы не могли спросить его об этом — его здесь не было.

Я все равно задала этот вопрос, но Науэль не знал, сколько попыток спасти “эксперименты” было предпринято; от Пиры его отец ушел сразу же, как она забеременела, но этот случай мог быть исключением (а мог и не быть), поскольку она была не одна, а с Уйлин. Науэль редко контактировал с отцом, чье имя было Йохам, не зная, ни где он находится, ни как с ним связаться.

Все три его сестры были из разных частей мира — одна из австралийских аборигенов, вторая из Швейцарии, третья из Кореи. Науэль слышал о его неудачах в Мексике, Исландии, Гане, Нигерии, Китае, Тибете, Индии, Филиппинах, Индонезии и России, и не думал, что Йохам и сёстры старались помнить обо всех таких случаях. Так что у Йохама не было никакой четкой схемы перемещений, которая могла бы помочь предугадать его действия. Не было практически никакой надежды на то, чтобы найти его и получить информацию до того, как Аро захочет проверить, что там с Джанной.

Мы кратко расспросили Науэля о его биологических особенностях, просто из какого-то мазохистского интереса — узнать, как это может быть. Он с готовностью ответил на наши вопросы. По силе, скорости, выносливости, чувственному восприятию, точности движений, скорости мышления и идеальной памяти он уступал вампирам. По физической силе он был слабее среднего вампира примерно настолько же, насколько обычный вампир был слабее новорожденного; точно так же было и с другими физическими параметрами. Его разум имел пропорциональное его чувствам пространство и возможности, как и наши. Он мог запомнить что угодно из того, что хотел запомнить, а все остальное мог как помнить, так и нет.

Я поморщилась, когда он между делом заметил, что может питаться как кровью — человеческой или животной, — так и человеческой пищей, но считает диету тёти самой приятной. Глаза Уйлин, разумеется, были убийственно алыми.

Науэль производил такое впечатление, что у его выбора была более шаткая основа, чем у его тети, где-то между человеческим “я очень люблю бекон, а тофу мне совсем не нравится” и вампирским “только кровь человека может утолить мою сводящую с ума жажду”. Меня это слегка покоробило, что он, похоже, заметил.