Читаем Луна для пасынков судьбы полностью

(Пугается. Потом догадывается и шепчет.) Спит. (Нежным, баюкающим голосом, словно напевая колыбельную.) Вот так, вот так. Спи спокойно, родной. (В порыве отчаяния.) Ох, Джим, Джим, неужели и моя любовь тебя не спасет? Если бы ты только захотел… (Качает головой.) Нет. Этого не будет. (Отводит глаза, затем вновь смотрит на него. Лицо ее выражает усталость, душевное потрясение, печаль. Насильно улыбается; словно издеваясь над собой.) Нечего сказать, хорош конец всех моих козней – сижу, прижав к груди мертвеца, а глупая рожа луны скалится там в вышине и потешается надо мной!

Занавес

<p>Действие четвертое</p>

Та же обстановка, что и в третьем действии.

Рассвет. На востоке слева появляются первые, чуть приметные отсветы зари, возвещающие восход солнца. Джози сидит на ступеньках в той же позе, обняв Тайрона, словно она и не шевелилась. Он еще спит, и голова его лежит у нее на груди. Лицо его все так же измучено и застыло, как маска мертвеца. Джози устала и, несмотря на свою выносливость, едва сидит. Эта пара производит на редкость трагическое впечатление при бледном свете начинающегося дня – могучая, горестная фигура женщины, держащей в объятиях испитого, немолодого пьяницу, точно он – ее больное дитя.

Сзади слева, из амбара появляется Хоген и на цыпочках подкрадывается к углу дома. Он весь вывалялся в сене, лицо опухло, но маленькие свиные глазки смотрят внимательно и трезво. Заглядывает за угол, видит пару, сидящую на ступеньках, и долго, испытующе всматривается в лицо Джози.

Джози(негромко, мрачным тоном). Брось прятаться. Я слышала, как ты крадешься.

Он виновато выходит из-за угла.

Джози(говорит тихо, но тон у нее властный). Поди сюда, только потихоньку.

Он робко подчиняется и молча подходит к камню, внимательно ее разглядывая; чувствует себя виноватым и глубоко несчастным.

(Тем же тоном, не глядя на него.) Говори тихо. Я не хочу его будить… (загадочно) пока не засияет заря.

Хоген(с тревогой). Как? (Решает, что лучше не задавать вопросов. Видит лицо Тайрона. Невольно вздрагивает и шепчет взволнованно, с испугом.) Господи, спит как мертвый!

Джози(каким-то странным тоном). А как же? Он и есть мертвый.

Хоген. Неужто помер?

Джози. Не говори глупостей. Ты же видишь, что он дышит. Спит как мертвый. Не стой, разинув рот. Сядь.

Тот покорно садится на камень. На лице виноватое выражение, он боится того, что ему сейчас предстоит. Молчание.

(Не смотрит на него. Наконец с горечью спрашивает.) Ну, где же твои свидетели?

Хоген(виновато). Свидетели? (Стараясь изобразить нечто вроде улыбки.) Ох ты господи! Смех один вышел, да и только… Я так напился в трактире, что совсем забыл о нашей затее, еле-еле добрел до дому и завалился на сеновал.

Джози(выражение ее лица становится еще жестче). Врешь.

Хоген. Нет, не вру. Я только что проснулся. Видишь, весь в сене. Вот тебе доказательство, что не вру.

Джози. Я не о том говорю, и ты это знаешь. (С горьким упреком.) Значит, ты только что проснулся? Да? И приполз сюда поглядеть, удалась ли твоя хитрость.

Хоген(виновато). Не пойму, о чем ты говоришь.

Джози. Хватит, отец, врать. На этот раз ты переборщил.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека драматургии Агентства ФТМ

Спичечная фабрика
Спичечная фабрика

Основанная на четырех реальных уголовных делах, эта пьеса представляет нам взгляд на контекст преступлений в провинции. Персонажи не бандиты и, зачастую, вполне себе типичны. Если мы их не встречали, то легко можем их представить. И мотивации их крайне просты и понятны. Здесь искорёженный войной афганец, не справившийся с посттравматическим синдромом; там молодые девицы, у которых есть своя система жизни, венцом которой является поход на дискотеку в пятницу… Герои всех четырёх историй приходят к преступлению как-то очень легко, можно сказать бытово и невзначай. Но каждый раз остаётся большим вопросом, что больше толкнуло их на этот ужасный шаг – личная порочность, сидевшая в них изначально, либо же окружение и те условия, в которых им приходилось существовать.

Ульяна Борисовна Гицарева

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман