Читаем Луна для пасынков судьбы полностью

Тайрон. Не потворствуй. Потом пожалеешь. (В нем идет внутренняя борьба, но что-то заставляет его продолжать против воли.) Ну если уж ты так любишь себя мучить… Ведь я же тебе обещал рассказать, правда?

Джози(с недоумением). Ты обещал рассказать про эту блондинку в поезде.

Тайрон. Да она – часть этой истории. Я тебе все наврал. (Помолчав, с издевкой.) Ты не поверишь, что это могло быть. А если и поверишь, то не поймешь и не простишь… (Быстро.) Но кто тебя знает? Ты единственный человек, который сможет это понять. Потому что ты меня действительно любишь. И потому что ты одна из всех, кого я знаю, можешь понять, на какую подлость способен пьяный, пьяный до бесчувствия… особенно если он напился с горя.

Джози(нежно его баюкая). Конечно, пойму, дорогой.

Тайрон(смотрит на луну, отрешенно). Но я не мог допиться до бесчувствия, а старался. Я выпил столько, что и десятерых могло сбить с катушек долой… А на меня не действовало. И я сознавал, что делаю. (Глухо, после паузы.) Нет, Джози, не могу! Ты меня будешь презирать – справедливо презирать.

Джози. Никогда! Я тебя буду любить, что бы…

Тайрон(с каким-то странным, злым торжеством). Ладно! Помни. Ты обещала! (Умолкает, пытается заговорить, снова умолкает.)

Джози(с жалостью). Может, не надо? (Пауза.) Если тебе так больно.

Тайрон. Боишься, хочешь улизнуть? Поздно. Сама напросилась… Больно? А мне и должно быть больно! (Закрывает глаза. У него такой вид, будто ему хочется спрятаться. Лицо каменеет, голос становится монотонным, теряет всякое выражение, словно речь идет не о нем, а о ком-то постороннем.) До того как умерла мама, я не пил почти два года. Даже пива в рот не брал. Честное слово. И я знаю, выдержал бы и дальше. Ради нее. У нее никого, кроме меня, не осталось. Старик умер. Брат женился, у него родился ребенок, он зажил своей жизнью. Мама его потеряла. У нее остался один я. Ее всегда мучило, что я пью. Вот я и бросил. И даже с радостью. Ради нее. Ведь она была для меня – всем, всем, что мне дорого на свете. Ведь я ее любил. (Пауза.) Никто теперь в это не поверит… Но я ее любил.

Джози(ласково). Я знаю, как ты ее любил.

Тайрон. Мы поехали на Западное побережье, чтобы продать дом, который старик купил много лет назад. И вдруг она заболела. Не прошло и нескольких дней, как она впала в бессознательное состояние. Рак мозга. Врачи сказали, что дело безнадежное. Наверно, больше в себя не придет. Я совсем обезумел. Не мог вынести мысли, что ее потеряю. Меня снова потянуло к бутылке. Я напился и продолжал пить. Тут уж я стал надеяться, что она больше не придет в сознание и не увидит, как я пью. Я утешал себя тем, что она все равно не узнает. И она не узнала. (Помедлив, с издевкой над самим собой.) Врешь! Снова обманываешь себя. Ты отлично знаешь, что перед смертью она тебя узнала. Увидела, что я пьян. И закрыла глаза, чтобы больше не видеть, рада была умереть! (Открывает глаза и глядит в пространство, словно видит при лунном свете эту сцену у постели умирающей.)

Джози(успокаивающе). Тсс. Тебе это все померещилось потому, что ты чувствовал себя виноватым.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека драматургии Агентства ФТМ

Спичечная фабрика
Спичечная фабрика

Основанная на четырех реальных уголовных делах, эта пьеса представляет нам взгляд на контекст преступлений в провинции. Персонажи не бандиты и, зачастую, вполне себе типичны. Если мы их не встречали, то легко можем их представить. И мотивации их крайне просты и понятны. Здесь искорёженный войной афганец, не справившийся с посттравматическим синдромом; там молодые девицы, у которых есть своя система жизни, венцом которой является поход на дискотеку в пятницу… Герои всех четырёх историй приходят к преступлению как-то очень легко, можно сказать бытово и невзначай. Но каждый раз остаётся большим вопросом, что больше толкнуло их на этот ужасный шаг – личная порочность, сидевшая в них изначально, либо же окружение и те условия, в которых им приходилось существовать.

Ульяна Борисовна Гицарева

Драматургия / Стихи и поэзия

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман