Как ни странно, с годами их с Арсением дом становился все менее обжитым.
В какое-то очередное лето я испугалась с порога: мне показалось, что хозяева бежали, оставив свидетельствовать о себе только следы погрома. Тряпок в углу набросано выше окна, от скомканных нечистых постелей едва уловимо тянет мочой – как везде, где подолгу жила Ася, на полу – обрывки отсыревших книг. Библия, гороскоп, травник, рваный фотоальбом, обломки игрушек, посуда и одежда…
Но я увидела Яну – она как тесто месила терпеливого кота, тут же звуком, который я приняла за скрип качелей за окном, оказался скрежет медогонки. Ася помогала Арсению, и все они были в медовом клее. Ася обняла меня, не отпуская рукояти, подбежала сладкая Яна, и мы вчетвером слиплись в непрочное изваяние. Яна макнула ладошки в мед, и пальчики пустили янтарные корни.
Со временем мы как-то совсем запамятовали, что были с Арсением женаты – настолько невероятным казался наш брак. Осталось впечатление долгой, из детства, дружбы, возможно, подросткового увлечения. Ася видела моего «жениха» – одного из. Родственники привыкли и перестали меня корить («Танька так лебезит перед Арсением, что жену его прям всю облизала, думает, он ее назад примет,
Когда мы втроем разливали мед по банкам и специально пачкали хохочущую Яну – все равно сейчас купаться, – жизнь стояла в зените.
С тех пор что-то начало непоправимо портиться.
У Аси нашли неоперабельные камни в почках, Ася ошпарила ногу. «Чешется, спать невозможно, просыпаюсь и щеткой чешу!» Асе сделали аборт – мать отвела в клинику, и Арсений надавал Асе за это тумаков. Она объяснила: «Мы с Арсением хотим еще мальчика, а это как раз мальчик был. Мне после аборта еще хуже стало. Тань, я скоро в гроб сяду!» Был выкидыш. Я вообще не знаю, сколько у Аси было выкидышей, она и сама не считала – все-таки дистрофия седалищного нерва.