Луна над горой

Пять лет провел Уцзин в скитаниях, раз за разом задавая свои глупые вопросы учителям – подобно тому, как больной ходит от одного лекаря к другому в поисках чудодейственного средства. По прошествии лет он, однако, понял, что не сделался ни на йоту мудрее – напротив, в голове царил еще больший сумбур, а сам он словно бы истончился, стал легче, потеряв часть своей самости. Положим, он и раньше был безнадежно глуп – но по крайней мере крепко стоял обеими ногами на земле, ощущая себя существом из плоти и крови. Теперь же он, казалось, утратил вес, будто раскрашенная фигурка, полая внутри, – того и гляди унесет ветром. Про себя он понимал: это неправильно. Наверняка существует более прямой путь, чем бесконечный поиск. Быть может, он поступает неразумно, пытаясь найти ответы на свои вопросы с помощью логики? Как раз, когда он пришел к этому выводу, речная вода вокруг него приобрела мутно-красный оттенок. Он достиг места, куда направлялся, – обители мастера Нюйюй-ши.

Нюйюй-ши казался обычным даосским отшельником – на первый взгляд весьма неотесанным. Он не спешил ни брать Уцзина на службу, ни чему-либо его учить. Хотя, с другой стороны, даосский принцип гласит: «Мягкое и слабое – это жизнь. Твердое и сильное – это смерть»[64], – а значит, твердость Уцзина, который во что бы то ни стало хотел найти ответы, должна была отвращать мастера. Иногда Нюйюй-ши что-то бормотал вполголоса, ни к кому не обращаясь, и Уцзин напрягал слух, но разобрать ничего не мог. Так прошло три месяца.

– Глупец знает о себе больше, чем мудрец – обо всех остальных, а потому должен излечиться самостоятельно. – Эти слова были единственными, которые Уцзин услышал от учителя. К концу третьего месяца он сдался и, решив покинуть Нюйюй-ши, пришел с ним проститься.

Как ни странно, на сей раз тот расщедрился на несколько наставлений: глупо печалиться о том, что у тебя нет третьего глаза; несчастен тот, кто мечтает управлять ростом ногтей и волос; пьяному не причинит вреда и падение с повозки; а размышлять, конечно, не плохо – ведь бездумное счастье подобно счастью свиньи, не знающей о морской болезни, – но не следует слишком увлекаться и размышлять о размышлениях.

Нюйюй-ши не остановился и на этом.

Он рассказал о знакомом демоне, наделенном сверхъестественной мудростью. Тому было ведомо все: от движения звезд до судьбы мельчайших живых созданий; он мог посредством хитроумных и точных расчетов узнать прошлое или предсказать будущее. Тем не менее демон был очень несчастен, ибо, задаваясь вопросом «почему» – не тем «почему», которое значит «каким образом» и подразумевает способ, а именно глубоким, основополагающим «почему» – так вот, задаваясь вопросом «почему», он не мог прийти ни к какому выводу, а его хитроумные и точные расчеты оказывались бесполезны. Почему подсолнухи желтые? Почему трава зеленая? Почему все именно так, как есть? Вопросы терзали и мучили могущественного демона, пока не довели до печальной гибели.

Нюйюй-ши поведал и о другом демоне, очень маленьком и слабом, который утверждал, что рожден с одной целью – искать некий крохотный блестящий предмет. Что это было, никто не знал, но маленький демон посвящал поиску все силы – жил ради него и ради него же умер. И хотя предмет так и не отыскался, жизнь маленького демона была очень счастливой.

Рассказывая свои истории, учитель никак их не пояснял, но в конце добавил:

– Блажен тот, кто познал священную одержимость. Убивая себя, он спасается. Горе тем, кому священная одержимость незнакома. Он гибнет постепенно – не в силах ни спасти себя, ни убить. Полюбить – самый совершенный способ понять. Действовать – самый ясный способ мыслить. Бедный Уцзин – ты не можешь удержаться, чтобы не пропитать все вокруг ядовитым соком рассуждений! Но главные события в жизни, определяющие нашу судьбу, происходят без посредства сознания. Подумай об этом: разве ты осознавал себя в момент рождения?

– Теперь я начинаю понимать вас, учитель, – почтительно ответил Уцзин. – И правда, за годы странствий я сам почувствовал, что размышления заводят меня все дальше и дальше в трясину. Но я не в силах вырваться из этого круга и изменить свою природу – оттого и страдаю.

– Когда горная речка приближается к обрыву, возникает водоворот – а затем поток устремляется вниз. Уцзин! Ты сейчас в одном шаге от водоворота и колеблешься. Но стоит сделать шаг, как тебя понесет, и ты вмиг очутишься внизу, в долине. Некогда будет ни колебаться, ни сомневаться, ни рассуждать. Робкий Уцзин! Ты со страхом и жалостью глядишь на тех, кого закрутил водоворот, и все думаешь, стоит ли делать решительный шаг – хотя прекрасно знаешь: рано или поздно твой путь приведет тебя вниз. Если ты избегнешь водоворота, счастья тебе это не добавит. И ты по-прежнему наблюдаешь? Глупый Уцзин, разве ты еще не понял: те, кто вращается в страшном водовороте, едва ли так уж несчастны – и уж точно куда счастливее, чем недоверчивые наблюдатели, стоящие в сторонке?