Луна над горой

В теле Сунь Укуна бурлит радость; радуются глаза, уши, рот, лапы. А когда доходит до драки, они будто гудят от предвкушения – ни дать ни взять пчелы над летними цветами. Возможно, поэтому кажется, что Сунь Укун, несмотря на всю свою серьезность, сражается играючи.

Люди часто говорят о «готовности умереть». Сунь Укуну она незнакома. Что бы ни происходило – битва с чудовищами или спасение монаха Сюаньцзана – он думает об успехе или неудаче, но не о том, чем рискует. Даже когда его пытались сжечь в волшебной печи, или Князь с серебряными рогами придавил его тремя горами – Сумэру, Эмэй и Тайшань, – он и тогда не взмолился о пощаде.

Хуже всего ему пришлось при встрече с Желтобровым буддой в малом храме Раскатов грома: тот сжал его между зачарованными металлическими тарелками-кимвалами. Сунь Укун не мог выбраться, как ни пытался. Если он увеличивался в размере, увеличивались и кимвалы, уменьшался – уменьшались и они. Он вырвал у себя пару волосков, превратил их в сверло и попытался проделать отверстие наружу – но сверло не оставило на металле и царапины. У Сунь Укуна начали уже размягчаться мышцы – заколдованные тарелки обладали властью растапливать и превращать в воду что угодно. Но тревожился он лишь о своем Учителе, монахе Сюаньцзане, тоже захваченном в плен: Царь обезьян непоколебимо верил в собственную удачу – настолько, что сам об этом не задумывался. В конце концов на помощь ему с небес явился дух созвездия Дракона и с большим трудом просунул твердый, как железо, рог, между кимвалами, однако те, вместо того чтобы разойтись, обтянули его, словно кожа или плоть, не оставляя ни щелочки – маковое зернышко не просунешь. Тем временем Сунь Укун плавился все сильнее и сильнее. После долгих и безуспешных попыток вырваться, он посохом проделал в роге ямку и забрался туда, превратившись в горчичное зерно, – после чего велел Дракону вытащить рог[70].

Очутившись на свободе, Сунь Укун, даже не вспомнив о своих полурастопленных мышцах, немедленно бросился спасать Учителя. Ни тогда, ни после он и словом не обмолвился про опасность, которой подвергся сам. Думаю, мысли вроде «Это рискованно!» или «Неужто мне конец?» просто не приходят ему в голову. Он вообще не задумывается, сколько проживет. Так, наверное, и умрет в свой час – не успев осознать, что происходит; а за миг до смерти будет, как ни в чем ни бывало, заниматься своими делами. Быть может, Царь обезьян герой – но уж точно не трагический.

Говорят, обезьяны подражают людям. Но не таков Сунь Укун! Он не только не подражает никому – он ни за что не согласится ни с одной навязываемой догмой, даже если с ней уже тысячу лет все согласны. Сунь Укун признает только то, в чем полностью убежден, – и никакие традиции или авторитеты ему не указ.

Другая примечательная черта Царя обезьян – он никогда не говорит о прошлом. Или, скорее, забывает о нем, едва оно прошло. По крайней мере, о самих событиях он точно не помнит – зато извлеченные из них уроки навсегда запечатлеваются в его сознании и будто впитываются в кровь; так что, выходит, воспоминания ему и не нужны. Ясно одно: он никогда не повторяет ошибок – но не держит в памяти того, как про них узнал. Царь обезьян обладает чудесной способностью учиться на собственном опыте – но при этом ничего о нем не помнить.

Впрочем, одно событие не изгладилось у него из памяти и по-прежнему повергает в трепет – день, когда он встретился с Буддой Шакьямуни[71]. Сам Сунь Укун с большим чувством рассказывал мне о пережитом тогда ужасе.

В то время он не знал пределов своей силы. Стоило ему надеть туфли из корней лотоса, в которых можно ходить по облакам, и золотую кольчугу, а в руки взять исполняющий желания посох весом в тринадцать с половиной тысяч цзиней[72], отнятый у Царя драконов Восточного моря, – и ни на небе, ни на земле никто не мог с ним соперничать. Он расстроил Персиковый пир, куда собирались досточтимые бессмертные, и в наказание был брошен на погибель в волшебную печь – но вырвался оттуда и принялся чинить разрушения в небесных чертогах. Так он буянил полдня, сразив многих воинов, и перед Дворцом грома одолел начальника небесной охраны Ван Лин-гуаня и тридцать шесть божеств грома.

Тогда и появился Будда Шакьямуни в сопровождении двух учеников – святых Кашьяпы и Ананды. Будда встал перед Сунь Укуном, принуждая прекратить бой, и тот в гневе уставился на пришельца.

– Ты кажешься весьма самоуверенным. Как ты постигал Путь? – спросил Будда.

– Глупец! Я рожден из каменного яйца на Горе цветов и плодов, что в стране Аолайго на материке Пурвавидеха, к востоку от горы Сумэру. Мне ведома тайна вечной юности, я оседлал облака, я управляю ветрами и могу в один миг перенестись на сто восемь тысяч ли!

– Не стоит так похваляться, – ответил Будда. – Ты из моей ладони не сможешь выпрыгнуть – куда уж там перенестись на сто восемь тысяч ли!