Когда Кун-цзы вернулся из княжеского дворца, Цзы Лу не скрывал досады. Он-то надеялся, что Учитель не удостоит вниманием женщину вроде Нань-цзы. Конечно, философ не мог поддаться ее чарам – такое и вообразить нельзя! – но больно было думать, что ему, столь чистому душой, пришлось кланяться развратнице. Цзы Лу казалось, будто на блестящую, отполированную поверхность драгоценной яшмы легло отражение чего-то грязного и неприглядного. Кун-цзы, в свою очередь, был одновременно и позабавлен, и озадачен реакцией ученика: было ясно, что наивный ребенок, который жил в этом умудренном опытом государственном муже, за прошедшие годы ничуть не повзрослел.
Вскоре к Кун-цзы прибыл гонец от Лин-гуна: князь писал, что желает побеседовать и приглашает прокатиться с ним по городу. Чрезвычайно довольный, Кун-цзы оделся в подобающий наряд и отправился во дворец.
Нань-цзы, однако, была совсем не рада благосклонности, которой князь удостаивал долговязого старика, не проявившего к ней должного почтения. К тому же ей была невыносима мысль, что пришелец поедет по столице рядом с государем, заняв ее, Нань-цзы, законное место.
Князь принял Кун-цзы, но когда тот хотел последовать за Лин-гуном в экипаж, там обнаружилась пышно разодетая Нань-цзы – а места для гостя не осталось. Нань-цзы одарила философа недоброй усмешкой. Тот, неприятно удивленный, с холодным вопросом посмотрел на князя, но Лин-гун не одернул супругу – лишь опустил глаза и молча кивнул Кун-цзы на следующую карету.
Процессия двинулась по улицам вэйской столицы. Первым ехал нарядный четырехколесный экипаж, запряженный лошадьми, где рядом с Лин-гуном восседала Нань-цзы, прекрасная и свежая, как цветок пиона. Следом тащилась потрепанная двуколка, влекомая волами, в которой очень прямо, устремив взгляд перед собой, сидел одинокий Кун-цзы. Неудивительно, что люди по сторонам дороги, глядя на эту картину, хмурились и перешептывались.
Из толпы смотрел и Цзы Лу. Он прекрасно помнил, как счастлив был Учитель, получив приглашение, и теперь в его сердце кипела ярость. Когда карета с Нань-цзы, радостно о чем-то щебетавшей, поравнялась с ним, руки невольно сжались в кулаки. Цзы Лу протолкался ближе, готовый броситься на бесстыдницу, но кто-то схватил его сзади, удерживая на месте. Гневно обернувшись, он увидел двух других учеников – Цзы Жо и Цзы Чжэна, которые со слезами на глазах вцепились в его одежду. Сдаваясь, Цзы Лу наконец разжал ладони.
На следующий день Кун-цзы вместе с учениками покинул княжество Вэй.
– Никогда еще я не встречал человека, который любил бы добродетель так же сильно, как женскую красоту, – сокрушался он.
Некий Шэнь Чжулян из уезда Шэ очень любил драконов – настолько, что окружил себя их изображениями. В его доме они были повсюду: вырезанные на стенах, вышитые на занавесях. В конце концов настоящий Небесный Дракон прослышал об этом и, польщенный, сошел на землю, чтобы взглянуть на своего поклонника. Дракон был огромного размера – когда он заглядывал в окно, хвост обвивал весь дом. Увидев такое, Шэнь Чжунлян задрожал и кинулся наутек – до того перепуганный, что едва не лишился разума.
Удельные князья в Поднебесной походили на Шэнь Чжуляна: все они издалека восхищались мудростью Кун-цзы, но настоящий Кун-цзы, будто Небесный Дракон, пугал их своим величием. Некоторые были готовы принимать его у себя как почетного гостя. Другие хотели нанять на службу его учеников. Но никто не пытался применить идеи Кун-цзы в управлении государством. В княжестве Куан на философа с учениками напала разъяренная толпа. В княжестве Сун они претерпели гонения от продажных чиновников, в уезде Пу – вновь столкнулись со смутьянами. Тем временем князья вежливо их избегали, сановники сторонились, а ученые мужи от зависти строили козни.
Несмотря ни на что, Кун-цзы, скитаясь с учениками по разным уделам, продолжал распространять учение и заниматься науками и искусствами. Он никогда не падал духом. «Птица выбирает дерево, куда сядет. Но дерево птицу не выбирает», – говорил он, не дозволяя себе уныния и везде стараясь принести пользу. Он желал служить государству – как ни поразительно, не ради себя самого, но исключительно для того, чтобы сделать мир лучше. Даже в бедности, даже в годину испытаний он – а с ним и его ученики – не отказывались от этой мечты. Воистину, удивительную компанию представляли они собой.