Луна над горой

Через три дня они вышли на равнину, и хунну, пользуясь тем, что здесь конница могла проявить себя в полной мере, нанесли решительный удар – но вновь принуждены были отступить, потеряв две тысячи воинов. Если опираться на то, что рассказал пленник, теперь они должны были отойти. Конечно, кто знает, можно ли доверять словам единственного человека, но все-таки ханьские командиры чувствовали некоторое облегчение.

Той самой ночью один из разведчиков по имени Гуань Гань бежал из лагеря и переметнулся к хунну. Родом из Чанъаня, он с юности отличался дурным поведением; не далее как прошлой ночью Хань Яньнянь отругал его и велел высечь плетьми перед строем за нерадивость. Оттого, верно, он и решил бежать. Впрочем, говорили также, будто одна из женщин, которых приказал убить Ли Лин, была его женой. Так или иначе, Гуань Гань знал, о чем пленный варвар рассказал ханьскому командованию, и потому, представ перед шаньюем, заверил того, что отступать нет необходимости, ведь никакие силы Хань в засаде не ждут. Напротив, у Ли Лина нет надежды на подкрепление, стрел уже почти не осталось, а раненых все больше, поэтому переход дается крайне тяжело. Ядро ханьского войска составляют примерно восемьсот человек под предводительством Ли Лина и Хань Яньняня, с желтыми и белыми знаменами. Если сосредоточить на них лучшие силы хунну, то одолеть остальных будет легко.

Услышав это, шаньюй чрезвычайно обрадовался и, отблагодарив Гуань Ганя, отменил приказ об отходе на север.

На следующий день хунну действительно бросили самую отборную конницу на желтые и белые знамена, требуя при этом немедленной сдачи Ли Лина и Хань Яньняня. Варвары постепенно оттеснили отряды ханьцев с равнины на запад, в горы, и загнали в долину, далеко отстоявшую от их маршрута. Сверху, со склонов, на них сыпался град вражеских стрел. Ответить войско Ли Лина не могло – у них стрел не осталось. Пятисоттысячный запас – по сотне на каждого воина, – с которым они выходили из Чжэлучжана, полностью истощился. И не только стрелы: не меньше половины прочего оружия – мечи, копья, пики – пришло в полную негодность. Отряд в буквальном смысле остался с пустыми руками.

И все же они не сдавались. Те, кто лишился копья, брали спицы от обозных колес, и даже армейские казначеи и писари готовились защищаться короткими кинжалами.

Долина, по которой они шли, становилась все теснее. Противник начал скатывать со склонов валуны, и это приводило к еще большим потерям, чем стрелы. Вскоре вокруг громоздились камни и тела убитых; дорога дальше была перекрыта.

Той ночью Ли Лин, в простой короткой одежде с узкими рукавами, выбрался из лагеря, запретив кому-либо за ним следовать. Месяц, висевший низко над землей, освещал разбросанные повсюду трупы. Когда отряд начинал путь от подножья горы Цзюньцзи, было новолуние, но с тех пор луна выросла и стала ярче. Изморозь поблескивала в ее сиянии, отчего склон с одной из сторон казался мокрым.

Оставшиеся в лагере заключили по одежде Ли Лина, что тот вышел на разведку и собирается подобраться поближе к позициям хунну, а быть может – попытается убить шаньюя.

Военачальника не было долго; все ждали, затаив дыхание. Из вражеского лагеря на вершине горы доносились звуки тростниковой флейты.

Наконец в палатку, откинув полог, вошел Ли Лин.

– Бесполезно, – бросил он, усаживаясь на скамейку и не обращаясь ни к кому в отдельности. – Мы ничего не можем сделать, только положить здесь войско.

Все молчали.

В конце концов тишину нарушил один из письмоводителей: мол, когда Чжао Пону попал в плен и был вынужден несколько лет провести у варваров, а потом бежал от них, император У-ди не стал его карать. Если Ли Лин, который с такими незначительными силами вселил страх в души хунну, сейчас сумеет выскользнуть и добраться до столицы, то Сын Неба наверняка вознаградит и его.

– Речь не обо мне! – перебил Ли Лин. – Будь у нас стрелы, мы могли бы рискнуть и прорвать окружение. Но без единой стрелы утром остается только сдаться. С другой стороны, если сейчас мы рассеемся и попытаемся скрыться под покровом ночи, то, возможно, хоть кому-то удастся достигнуть границы и передать весточку. По моим расчетам, мы сейчас подле горы Тихань – а значит, до Цзюйяня еще несколько дней пути и успех маловероятен. Но, по всему выходит, это единственное, что нам осталось.

Собравшиеся закивали в знак согласия.

Каждый в отряде, независимо от ранга, получил по две меры высушенного вареного риса и по большому куску льда; приказ был как можно быстрее добраться в Чжэлучжан. Все знамена в лагере были изрублены и погребены в земле, повозки и оружие – уничтожены, чтобы не достались врагу. В полночь Ли Лин велел играть на барабанах побудку, но звук вышел глухой и тихий, что было дурным предзнаменованием. Ли Лин и Хань Яньнянь верхом возглавили строй, сопровождаемые десятком самых опытных и сильных бойцов. План состоял в том, чтобы пробиться к восточному выходу из долины, а там, на просторе, со всей возможной скоростью устремиться на юг.