Она скажет ему, что совсем замучилась сегодня и слишком устала даже для того, чтобы есть. И это истинная правда. Он поймет и оставит ее в покое.
Открыв дверь, она увидела Кейда с кастрюлей в руках. Она вспомнила, что соседи обычно приносят еду на поминки. Ну что ж, она ходячий мертвец, так что кастрюля кстати.
— Это прислала Лайла. — Он вошел и подал кастрюлю. — Она сказала, что те, кто так тяжко трудится весь день, не должны, придя домой, еще и готовить. Она велела поставить это в морозильник. Так что, когда ты опять придешь с работы, тебе достаточно разогреть, а сама тем временем можешь задрать ноги на стол и расслабиться. И сегодня, — добавил он, пытливо вглядываясь в ее лицо, — как раз такой случай.
— Ты прав, я только сейчас поняла, что трудилась сегодня как заводная. А сейчас завод кончился, и я без сил.
— Ты плакала?
— Это запоздалая реакция на усталость.
Она понесла кастрюлю в кухню, чтобы убрать в холодильник.
— Мне очень жаль, но сегодня… Это была прекрасная идея, отпраздновать открытие магазина. Может, через пару дней мы сможем… — Она повернулась, едва не наткнулась на Кейда и подалась назад.
Ее потрясло желание. Оно пронзило ее, словно молния.
— Да, тебе сегодня трудно пришлось.
Тори прислонилась к столу, но он прижался к ней и оперся ладонями о столешницу. Она почувствовала себя пойманной.
— Столько людей вокруг и воспоминания, которые они с собой принесли.
— Да. — Она пошевелилась, но положение было безвыходное, и кровь жарко побежала по жилам. — Да, воспоминания сыпались, как камешки из рогатки.
И они в конце концов попали в нее.
— Болезненные воспоминания.
— Да нет. — «Ради бога, не трогай меня», — взмолилась она про себя. Но Кейд уже взял ее за плечи, погладил по рукам, и в ее теле забилась каждая жилка.
Она произнесла его имя почти умоляюще. Его ладони вызывали приятную, восхитительную дрожь.
— А мне ты понравилась сегодня. Такая собранная, деловая, подтянутая. Внешне — спокойствие и холодность. Но мне всегда было интересно узнать, а что скрывается под ними.
— Я нервничала.
— Незаметно было. Не то, что сейчас.
Он снял ленточку с ее волос, и Тори прерывисто вздохнула. Он пристально посмотрел ей в глаза и заметил, как потемнели у нее зрачки, когда он стал расплетать ее косичку.
— Почему ты меня не останавливаешь?
— Я… — Отчего это у нее ослабли колени? О, она забыла, что можно испытывать такое прекрасное ощущение. Сдаться можно не только потому, что нет сил к сопротивлению. — Я как раз об этом думаю.
Он весело улыбнулся:
— А ты продолжай, продолжай думать. Я этим воспользуюсь.
Он расстегнул первую пуговицу ее блузки, потом вторую. Он прикасался к ней так, как давно никто не прикасался. Очень давно.
— Я отвыкла от этого.
— Думать?
— Нет, — и она нервно рассмеялась. — Думать я как раз умею.
— Тогда подумай сейчас вот об этом. — И Кейд легонько потянул блузку, чтобы вытащить ее из слаксов. — Я хочу прикасаться к тебе. Вот так.
И он провел ладонями по ее талии. Сердце у нее покатилось вниз, когда он расстегнул крючок на слаксах.
— Нет, не закрывай глаза. Раз ты отвыкла, я дам тебе возможность снова попрактиковаться. И я хочу, чтобы ты все время на меня смотрела.
— Я и хочу на тебя смотреть.
Он расстегнул «молнию» на слаксах, и она напряглась. Как долго ее не хотел мужчина. Как давно она сама не хотела. Она попыталась взять себя в руки, не поддаваться желанию, но тело жаждало прикосновения его рук.
Слаксы упали к ее ногам, и она переступила через них. Она хотела что-то возразить, но он закрыл ее рот поцелуем. Нежным и добрым, бережным. И в то же время в нем чувствовались безрассудство и одержимость. Его руки обняли ее, заскользили по спине и вниз и стали увлекать ее, словно в вальсе, к двери.
— Кейд…
Она уже принадлежала ему, и ее слабый голос остановить его не мог. У двери в спальню Кейд поднял ее на руки.
Золотые лучи заходящего солнца затопили спальню. Он положил Тори на кровать, лег рядом и сплел свои пальцы с ее. И, зорко наблюдая за выражением ее лица, он приник к ее губам. Постепенно, не сразу, она поддалась его поцелуям, губы стали мягкими, манящими, раскрылись. Сердце то успокаивалось, то снова начинало бешено стучать. И когда она отдалась ему, он изменил тактику и перешел к яростной атаке. Этого она не ожидала, и его ярость поразила ее плоть, как нож, ударила по нервам. Она подавила стон. Ее тело сотрясла дрожь. А он и хотел потрясти ее всю, чтобы она не ощущала ничего, кроме наслаждения. Пусть думает только о нем, о Кейде. Уж он об этом позаботится.