Луна – суровая госпожа. Свободное владение Фарнхэма

– Я просто хотела сказать, дорогой, что меня вовсе не волнуют пеленки. Меня вообще ничто не беспокоит теперь, когда ты со мной. Но если нам все же не суждено погибнуть – если эта штука сработает, – то я бы хотела быть практичной. А что может быть практичней пеленок?

– Поцелуй, например. Любовь.

– Да, конечно. Но они все равно приводят к пеленкам. Милый, а ты не мог бы переложить Хьюи в другую руку, а этой обнять меня? Ой, они снова нас куда-то двигают. Хью, как по-твоему, эта штука сработает? Или мы просто внезапно умрем? Ладно, путешествие в будущее я еще как-то могу себе представить, – во всяком случае, мы совершили его. Но никак не могу вообразить себе то же самое, но в обратном направлении. Я имею в виду, что прошлое ведь уже было. Правильно?

– В принципе, да. Но ты, по-моему, неправильно ставишь вопрос. Я понимаю так, что парадоксов времени не существует – их просто не может быть. Если нам удастся совершить этот прыжок во времени, значит мы его уже совершали. Все это произошло. А если аппарат не сработает, то потому, что он уже не сработал в прошлом.

– Но ведь ничего этого не случилось еще. Ты говоришь, что если это не произошло, то это потому, что и не могло произойти. Я то же самое и говорила.

– Нет-нет. Мы ведь не знаем, случилось это уже или нет. Если случилось, то все будет в порядке. А если нет, то нет.

– Дорогой, я совсем запуталась.

– Не беспокойся. «Персты, перо держащие, выводят букву и, только выведя ее, свой продолжают труд…» О том, как обстоит дело, мы узнаем лишь постфактум… Мне кажется, нас выводят на финишную прямую: мы больше не покачиваемся, чувствуется только слабая вибрация. Я предполагаю, что нас запустят с территории бывшего графства Джеймс. Если так, то, пока мы туда долетим, пройдет около часа. – Он обнял ее покрепче. – Поэтому час счастья в нашем распоряжении есть.

Она прижалась к нему.

– Так ведь я о том и толкую. Любимый, мы с тобой столько перенесли, что сейчас я уже ни о чем не беспокоюсь. Если нам отведен всего лишь час, я буду наслаждаться каждой его секундой. Если нам отведено сорок лет, я буду наслаждаться каждой секундой этих лет. А если нас разлучат, то мне не нужно никаких отсрочек. Как бы то ни было, пока мы, слава богу, вместе. И будем вместе до самого конца.

– Да, до конца наших дней.

Она счастливо вздохнула, перепеленала мокрого спящего младенца, уткнулась в плечо мужа и прошептала:

– У меня такое чувство, что это снова наш самый первый день. Помнишь? Я имею в виду кладовую в убежище. Там было так же тесно и еще жарче – и никогда я не была так счастлива. Мы тогда тоже не знали, доживем ли до следующего дня или нет. В ту ночь.

– По крайней мере, не надеялись. Иначе сейчас у нас не было бы близнецов.

– В таком случае я рада, что мы собирались погибнуть. Хью, а ведь здесь в нашем распоряжении места не меньше, чем было тогда, как ты считаешь?

– Женщина, ты просто ненасытна. Мы можем шокировать мальчиков.

– Мне не кажется, что раз в год – это ненасытность. А мальчики еще слишком молоды, чтобы их можно было чем-то шокировать. Да брось ты! Ты же сам сказал, что, возможно, через час нас не станет.

– Твое предложение очень заманчиво. Теоретически я полностью «за». Но ребятишки, правда, здорово мешают, да к тому же здесь на самом деле не так много места, и, даже если бы рядом не толпилась мокрая малышня, я совершенно не представляю, как это технически возможно. Это был бы не акт, а тессеракт…

– Что ж… Наверное, ты прав. Действительно, расположиться негде. Мы можем раздавить малышей. Но если нам суждено погибнуть, оставить все так – это будет просто позор!

– Я отказываюсь верить, что мы погибнем. И больше никогда, даже на словах, не сделаю такого допущения. Все мои планы строятся на том, что мы останемся в живых. Жизнь продолжается. Что бы там ни было – жизнь продолжается.

– Согласна. Семь без козырей.

– Так-то лучше.

– Удваиваю. И еще раз удваиваю. Хью, как только мальчики подрастут настолько, что смогут удержать в своих маленьких пухлых ручонках тринадцать карт, мы начнем учить их играть в бридж. Тогда у нас будет своя семейная четверка.

– Согласен. А если они не смогут научиться, мы оскопим их и попробуем сделать новых детишек.

– Я больше не хочу слышать это слово!

– Прости.

– И я больше не хочу слышать этот язык, дорогой. Мальчики должны расти, слыша только английский.

– Еще раз прости. Ты права. Но я могу сорваться иногда. Я столько переводил, что иногда начинаю думать на этом чертовом Языке. Так что не сердись, если у меня иногда и вырвется словечко.

– Словечко-другое – это не страшно. Кстати, насчет сорваться – у тебя было это? С Киской?

– Нет.

– А почему? Я бы ничего не имела против. Вернее, почти ничего. Она была очень мила. Она готова была возиться с детьми в любое время, когда ей только разрешали. Она очень любила наших мальчиков.