Луна твоей жизни

— Посмотри на выражение её лица. — продолжил он. — Это лицо человека, обладавшего некогда положением в обществе, властью, но потерявшим всё это по собственной глупости. От былого величия — лишь роскошное платье, подчёркивающее контраст с убогой обстановкой. Если приглядеться, то видно, что пол уже покрыт водой. Крысы в попытке спастись, залезли на кровать княжны. Посмотри на её лицо. Она в бессилье прислонилась к стене. Как думаешь, какие эмоции отражает выражение её лица?

— Трагическое смирение? — тихо предположила я.

— Да, это в характере женщин смиряться перед неизбежностью. Интересно, каково потерять в жизни всё — друзей, работу, деньги и власть во благо некой высшей цели? — я увидела в его глазах какой-то одержимый блеск.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С тех пор он начал давать мне «домашние задания». Иногда он хотел от меня невозможного: прочитать за сутки роман какого-то писателя в восемьсот страниц, или переписать окончание главы романа, или всю концовку. Порой он просил меня выучить наизусть отрывок из прозы, или поэму, а потом заставлял декламировать ему прямо на улице, в людном месте. Ещё никогда в жизни я не работала так усердно, ночами просиживая над книгами и учебниками. Его знания о писателях и литературе были более обширными, чем у меня, преподавателя английской литературы МГУ. Я привыкла узнавать о романах из критических статей и учебников, которые и формировали моё мнение о них. Кирилл же требовал от меня отбросить все мои знания и сформировать свой собственный «нюх» на искусство.

Я оставляла всего несколько часов в день на сон. Писатель никогда не хвалил меня, зато часто тыкал носом в мои косяки и недоработки. Через три недели я начала замечать, что перестаю различать день и ночь, так как всё время провожу дома в работе. По какой-то причине мне безумно хотелось утереть ему нос, убрать его самодовольную ухмылку и заслужить хоть немного одобрения.

Я сидела как проклятая над бесконечными заданиями и постепенно начала понимать, что полностью растворяюсь в мире, который он мне навязывает. Он подчинил мой разум, постоянно бросая моему эго всё больший и больший вызов. Я не могла не думать о нём даже в редкие минуты свободы: в походах в магазин, или во время уборки. Я постоянно ловила себя на мысли, что веду с ним внутренний диалог. Пытаюсь предугадать его ответы и придумываю заранее заготовленные фразы и колкости, которые должны его поразить. Я не встречалась с друзьями, не звонила маме и даже забыла о дне рождения подруги. Хоть в отношении Кирилла ко мне не было и намёка на сексуальный интерес, я чувствовала, что он затрахал мой мозг до изнеможения.

Наше интеллектуальное общение начало всё больше походить на поединок. Прямое давление с его стороны и пассивная агрессия с моей. Я постоянно ощущала жуткое, почти физическое неудовлетворение. Моё самолюбие не давало мне спрыгнуть с этой иглы — я вспоминала его слова в курилке, когда мы впервые встретились: «Голая, босая и на кухне». Нет, дорогой босс, я не доставлю тебе удовольствия сломать меня. Я покажу, на что способна. Меня бесило, когда он высокомерно называл меня «девочкой». Как будто я и не женщина вовсе, а так, девчушка-хохотушка.

Одновременно с нарастающим раздражением я начинала чувствовать сильную зависимость от него. Мои подруги всё настойчивее стали зазывать на встречу и искренне не понимали, почему я просто не пошлю «писателя» куда подальше. Сначала я пыталась объяснить им, рассказывала о наших интеллектуальных сражениях, но вскоре увидела, что им становится скучно, когда я завожу свою песню. Поэтому я перестала вдаваться в подробности нашего общения, всё больше отдаляясь от близких мне людей. Мне, в свою очередь, стало неинтересно слушать про их бесконечно сменяющих друг друга парней и планах на отдых. Вскоре наше общение сошло на минимум. Я нарочно будто бы отгородилась от всего прочего мира, выстроила стену, чтобы ничто из вне не могло помешать мне одержать моральную победу над Кириллом.

Я не заметила, как это произошло, но через какое-то время я уже чувствовала острую потребность в наших встречах. Мой мозг разогнался до небывалых пределов, и теперь мне просто необходимо было поддерживать эту скорость. Тем сильнее я чувствовала одиночество в те дни, когда Кирилл пропадал. Это случалось периодически и без предупреждения. Бывало, что он не звонил и не писал несколько дней, в то время, как я сгорала от безделья и напряжения. Какая-то странная тоска нападала на меня в дни вынужденного одиночества. Я лезла на стену, не имея возможности увидеть его, услышать звук его приятного уверенного голоса. Он стал наркотиком для моего мозга, и я дико нуждалась в дозе. В такие дни я становилась жутко раздражительной, не хотела ни с кем общаться и срывалась на всех, кто попадался под руку. Раньше я всегда считала себя уравновешенным человеком, но теперь со мной творилось что-то нездоровое.