Когда мы встречались после трёхдневной разлуки, я очень остро чувствовала напряжение между нами. Если Кирилл случайно дотрагивался до меня, поддерживал за руку, или наши пальцы встречались на корешке очередной книги, которую он мне давал, мне казалось, что заряды тока проходят по моей коже. Я с трудом подавляла желание удержать его руку, или самой дотронуться до него. Всё тело покрывалось мурашками, а сосочки предательски вставали под майкой. Я очень надеялась, что он не замечает моего помешательства, но с каждым днём скрывать его становилось всё сложнее и сложнее. Как-то раз мы задержались в парке до позднего вечера. Было ветрено. Тогда Кирилл снял с себя джинсовую куртку и надел мне на плечи. От его прикосновения к моим рукам даже через плотную джинсовую ткань, у меня в голове всё затуманилось. Почувствовала странную тяжесть внизу живота. В это время писатель о чём-то меня спрашивал, поэтому моя минутная слабость на смогла укрыться от него. Он лишь ухмыльнулся и пощёлкал пальцами у меня перед лицом:
— Сосредоточься, девочка. Не отвлекайся. — он с насмешкой посмотрел в мои полуприкрытые глаза.
О, Боже! Он всё понял и теперь смеётся надо мной! Мои щёки вспыхнули. На секунду мне показалось, что выражение его лица немного смягчилось. Но он тут же продолжил говорить о том, на чём мы остановились. Весь оставшийся вечер я была сама не своя и тайком вдыхала аромат его куртки, когда он отворачивался или увлечённо рассказывал о чём-то.
Мне казалось, он тренирует меня или, лучше сказать, дрессирует. Натаскивает, чтобы я могла с лёгкостью отыскать скрытый смысл любого произведения искусства. Он унижал, оскорблял меня или просто игнорировал в случае неудачи и соглашался, если я была на правильном пути. Фраза «да, согласен с тобой» стала наивысшей похвалой для меня. Что он делал со мной? За каких-то полтора месяца я превратилась из вполне довольного жизнью блогера в вечно нервную, неудовлетворённую и озабоченную… Так кем же я стала?
Глава 5
Кирилл
Узнать её имя оказалось совсем несложно. На самом деле она сама дала все карты в руки. Малышка сказала, что она преподаватель. Зашёл на сайт университета и в нужном разделе нашёл её. Девочка смотрела на меня с фотографии своим робким и наивным взглядом.
Я и не надеялся, что мне так быстро повезёт отыскать объект для своего нового исследования. Но, мать твою, повезло необычайно. Девочка была не простой невинной овечкой, она оказалась настоящим ценителем литературы.
Тогда в кабинете декана я с трудом сдерживался, чтобы не выказать свою истинную заинтересованность. Но мне нужно было сдерживаться до поры до времени, чтобы не спугнуть мою нежную пташку.
Женщины всегда хотят то, чего не могут получить, поэтому мне не составило труда заронить в этой наивной душе искренний интерес к своей персоне. Она не была похожа на тех женщин, с которыми я обычно имел дело. Слишком робкая, слишком пугливая и слишком доверчивая. Чувствовал себя охотником, который следует по пятам за прекрасной молодой ланью. Я терпеливо наблюдал, как она пряталась в зарослях, выжидал, пока пойдёт на водопой. Искал подходящий момент, чтобы выпустить в неё свою стрелу. Мне нужно было ранить её душу, обездвижить волю, чтобы потом подобрать несопротивляющееся тело и отнести к себе в хижину.
Несколько раз я всерьёз думал отменить свой дьявольский план. Однако её доверчивость и слепая наивность разожгли во мне такое адское пламя, что я уже был не в силах его потушить. Смотрел на её чистое, правильное и такое сосредоточенное лицо, робкие губы, послушно пересказывающие строки поэмы. Разглядывая её нежный розовый ротик, я гадал, какого цвета её другие губки, те, что скрыты от меня под одеждой. Такие же розовенькие и невинные? Интересно посмотреть, как они, наливаясь возбуждениям, начинают краснеть. Представляя всё это, я прикрывал глаза от удовольствия, стараясь сохранить невозмутимый вид. Моя маленькая послушная ассистентка и не догадывалась, какая порочная тьма скрывается в её новом боссе.
Мне нравился её упрямый вздёрнутый носик, задорно взмывающий вверх, когда она осмеливалась поднимать на меня взгляд. Моя милая девочка. Сердце сжималось от непонятного трепета, когда я видел её маленькую фигурку, спешащую мне навстречу, взволнованную и возбуждённую от предстоящего общения. В такие моменты я мысленно одёргивал себя, не давая странным новым ощущениям завладеть моим разумом.
Я пытался показать ей изнанку искусства, его требовательность и неумолимость. То, как оно полностью поглощает тебя и требует постоянной верности. Всё искусство как балет — прекрасно в конечном варианте, но пропитано кровью и болью в потемневших от мозолей ступнях.