Я продолжала заворачивать приборы, не поднимая головы.
– Извини, – бросила та. Машина с ворчанием начала выплевывать кофе. Изабель наблюдала за ней, зевая и потягиваясь.
– Ты же знаешь, что я места себе не находила от беспокойства, – сказала Морган, наклоняясь, чтобы подобрать рассыпанные фильтры. Из вредности она задела коленку Изабель совком, в который собиралась сгребать рассыпанный кофе.
– Ай! – Изабель отступила в сторону. – Морган, ты мне не мама. Не нужно сидеть всю ночь и ждать меня.
– Я даже не знала, где ты, – проворчала Морган, сосредоточенно подметая пол. – Ты не оставила записки. Могла быть…
– Лежать трупом у дороги, – усмехнулась Изабель, глядя на меня и закатывая глаза.
Я тоже посмотрела на нее, удивляясь, что меня вообще заметили.
– Да! – Морган встала, выкинула остатки кофе в мусорное ведро и убрала веник и совок на место. – Запросто. Причем в моей машине.
Изабель хлопнула ладонью по стойке.
– Вот только про машину не надо начинать, ладно?
– Ты не должна брать ее без спросу. А если бы мне нужно было куда-нибудь поехать? Учитывая, что ты мне ничего не сообщила, я бы не могла тебя найти…
– Боже, Морган, если бы ты не вела себя, как старушка, может, я бы больше тебе рассказывала! – крикнула Изабель. – Из-за того, что я живу с тобой, мне постоянно кажется, будто мне бабка в шею дышит! Так что извини, что не делюсь с тобой интимными подробностями!
Морган вздрогнула, как от удара. Потом она развернулась и занялась пакетиками с сахаром и сахарозой, сортируя их быстрыми, резкими движениями. Изабель выхватила кофейник, поставила чашку под струю и наполнила ее наполовину. Затем она вернула кофейник на место, глотнула кофе и закрыла глаза.
Стало очень тихо.
– Прости, – промолвила Изабель. Это извинение прозвучало более искренне, чем когда она просила прощения у меня.
Морган ничего не ответила и занялась ложками – все должны были лежать в одном направлении.
Изабель бросила в мою сторону быстрый взгляд. «Скройся», – перевела я и ушла с салфетками и приборами в кухню. Но мне все еще было видно их через окошко выдачи. Я села на разделочный стол и, пытаясь ничем не выдать себя, стала наблюдать.
– Морган, – сказала Изабель уже тише. – Я извинилась.
– Ты вечно извиняешься, – усмехнулась Морган.
– Да.
Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом соломинок, которые раскладывала Морган.
– Я даже не знала, что уеду, – продолжила Изабель. – Неожиданно позвонил Джефф и пригласил покататься на лодке, я согласилась, а потом вечер сменился ночью, и когда я опомнилась, было уже…
Морган развернулась, широко раскрыв глаза:
– Джефф? Парень, с которым мы познакомились в большом магазине?
– Да, – кивнула Изабель и улыбнулась. – Он позвонил. Представляешь?
– О, господи! – Морган схватила ее за руку. – Что ты сделала?
– Я вообще забыла, кто он такой, – рассмеялась Изабель. Я так привыкла к ее хмурому выражению, что даже опешила. Смех совершенно преобразил Изабель. – Ему пришлось мне напомнить. Представляешь? Но он был таким милым, Морган, и мы провели обалденный день…
– Так, отмотай назад! – Морган обошла стойку и уселась поудобнее. – Начни с того, как Джефф позвонил.
– Ладно, – сказала Изабель, наливая себе еще кофе. – В общем, звонит телефон. А я в халате смотрю сериал…
Вместе с Морган я выслушала всю историю: от звонка до поездки на лодке и поцелуя. Подруги забыли, что я вообще нахожусь здесь. Изабель в лицах и красках разыгрывала сценки своего свидания, они с Морган смеялись, а я оставалась в кухне, где меня не было видно, и представляла, что историю рассказывают и мне тоже. И что раз в жизни я тоже могла говорить на тайном языке смеха, глупостей и девчачьей дружбы.
Они завораживали меня. Вечером, когда рестлинг заканчивался и у Миры наступал ранний отбой, я выбиралась через окно на пологую крышу. Оттуда открывался отличный вид на маленький белый домик.
Морган и Изабель обожали музыку, причем любую: от диско до старых хитов из серии «Топ-40» – что-нибудь всегда играло у них в заведении. Изабель, кажется, не могла нормально жить без музыки. Первое, что делала Морган, придя на работу, – включала морозильник для льда. Изабель же бежала к радио и включала его на полную громкость. Когда у Изабель было хорошее настроение, она слушала ретро, отдавая особое предпочтение Стиви Уандеру и его «Величайшим хитам». В дурном расположении духа обычно ставила «Лед Зеппелин», которых Морган ненавидела: она говорила, что это музыка для торчков и она напоминает ей о ком-то из прошлой жизни.
У них была огромная коллекция дисков – я лишь раз видела ее краем глаза, когда ждала Морган на их крыльце. Она занимала весь дом – диски стопками лежали на колонках, на телевизоре, на кофейных столиках, груды дисков вываливались на пол и прокладывали тропинки из комнаты в комнату.
Морган тогда проследила направление моего взгляда. Ей пришлось ногой отпихнуть два диска – кажется, Джорджа Джонса и «Толкин хедз», – чтобы закрыть дверь.
– Это все клуб «Коламбиа рекордс и тейп», – произнесла она, кивая в сторону дома. – Двенадцать дисков по пенсу. Они нас ненавидят.