(Разумеется, никто в этой квартире даже движением бровей никогда не выразил хотя бы малейшее неодобрение бывшей деревенской девчонке. Однако, при всей доброжелательности окружающих, для не имеющего соответствующих познаний почти недоступны общие разговоры — что не может не задевать неофита. Так вот: через полтора года после замужества, Леночка Караваева почувствовала себя вполне своей в «цитадели» Ильи Степановича — без каких бы то ни было скидок на её крестьянское происхождение.)
Этот период как раз совпал с началом Горбачёвских преобразований, и, по протекции Ильи Степановича устроившись переводчиком в одну из действующих под прикрытием Министерства Здравоохранения экспортно-импортных фирм, Елена Викторовна сумела внушить её главарям, что способна на большее, чем простое содействие пониманию между разговаривающими на разных языках партнёрами. А поскольку краткая эра «первоначального накопления» сменилась долгим периодом легализации награбленного, то идея госпожи Караваевой обзавестись Домом Моделей нашла живейшее понимание у заправил фирмы «Здоровье нации» — так в 1995 году завершилось превращение бывшей деревенской девчонки в современную «бизнесвумен».
Параллельно с обретением внутренней уверенности и внешней финансовой независимости пробуждался вулканический темперамент Елены Викторовны — основательно «подмороженный» чуть было не случившимся изнасилованием, когда, отойдя от шока, четырнадцатилетняя девочка сделала верный, хотя и односторонний вывод: сильному в нашем мире дозволено если не всё, то многое. Конечно, семиклассница не смогла внятно сформулировать основных постулатов социал-дарвинизма — что только сильный имеет право на жизнь, — но этого ей и не требовалось: к концу школы английский язык она знала не хуже учительницы — выпускницы того самого пединститута, в который, трезво оценив свои шансы, надумала поступать Леночка Соловьёва.
(В этой связи стоит сказать, что у деревенской девочки действительно было сильное влечение к сцене, и в школьном драмкружке Леночка действительно выделялась, однако поступать во ВГИК… нет! Случай с преподавателем физкультуры на многое ей открыл глаза! И то вдохновенное враньё, которым госпожа Караваева бескорыстно угощала астролога, являлось, по сути, не ложью, а нормальной фантастической реализацией неосуществлённой детской мечты.)
Увы, вызванная откровенно зверским проявлением «мужского начала» потребность в защите не могла не иметь негативных последствий — искусственно «сублимированное» либидо, сделавшись орудием социальной адаптации, исказило не только сексуальную, но и духовную жизнь молодой женщины: если «война полов», то, господа мужчины, на войне как на войне — годятся все средства! Какая, извините, любовь, если нужен обеспеченный, рабски покорный муж!
(Разумеется, всё сказанное — очень сильное упрощение: в действительности Елена Викторовна была несравненно умней, противоречивей, сложней, обаятельней, тоньше — и… тем не менее…)
Будучи в этой пресловутой «войне полов» заведомым аутсайдером, Николай Фёдорович во многом как нельзя лучше соответствовал социально-эротическим потребностям Леночки Соловьёвой — во многом, но не во всём: его отнюдь не пламенный темперамент не мог, в конце концов, не породить желания восполнить «домашние недостачи» поисками на стороне. Не сразу. Только спустя едва ли не год, после рождения дочери, Елена Викторовна начала открывать для себя радости сексуальной жизни: чёрт! А ведь та же Милка, говоря о прелести любовных соитий, похоже, что не врала! Временами — действительно — улетаешь! А она-то дурочка…
И по мере того, как в закомплексованной деревенской девочке пробуждались одновременно и личность, и женщина, «улетать» ей хотелось всё чаще и выше — чтобы, разделяя её страсть, в любовной судороге содрогались звёзды. А поскольку Николай Фёдорович к таким полётам был не способен, то скоро явились «спутники» — грубовато-чувственная красота высокой брюнетки нашла своих поклонников среди зарубежных партнёров фирмы «Здоровье нации». А уж когда Елена Викторовна обзавелась «собственным» Домом Моделей…
Разумеется, с самого начала их супружеского союза Николай Фёдорович был готов к такому повороту событий и даже слегка удивлялся тому, что не сразу, а спустя лишь четыре года после свадьбы присоединился к почтенному ордену рогоносцев. Беспокоился же профессор только о том, чтобы его обожаемая супруга не влюбилась всерьёз и надолго: увы, Елена Викторовна всецело разделяла сложившийся в общественном мнении стереотип, что женщина, «изменяя», непременно должна влюбляться — влюблялась негодница! Едва ли не в каждого из своих постельных партнёров! Тем самым, обрекая мужа жутким душевным терзаниям: а ну как, действительно, возьмёт и скажет: надоел, ухожу к другому? И уведёт с собой Настеньку?!