В следующие полчаса в диалоге участвовали только одни соединившиеся тела любовников, ибо слова и звуки, издаваемые обоими, могли иметь лишь служебное значение — дополняющее бессловесную мудрость познающих друг друга тел.
И когда, истомлённые и обессиленные, мужчина и женщина приходили в себя, то слова к ним вернулись далеко не сразу, а уж связанные хотя бы одной только грамматикой предложения — и того позже.
(Андрюшенька. Ёлочка. У-у-у. А-а-ах. О-о-о. Милый. Родной. Любимая. Кедрёночек. Ё-о-ла. О-о-о. А-а-ах. Гениёныш — истинный гениёныш. Змеёныш, Ёлочка. А ты у меня — гадючка. Негодный мальчишка! (Бац! — ласковый шлепок по телу юноши.) Драчунья! Девчонка! (Бац, бац! — с грубоватой нежностью по упругим ягодицам госпожи Караваевой.) Ах, разбойник! Ах, гениёныш! Люблю-ю-ю! И я — мою Ёлочку! У-у-у! Кедрёночек. Ёлочка. Нет, правда, Андрюшенька, — к Елене Викторовне к первой вернулась способность к построению более-менее осмысленных предложений, — тебе надо ехать в Англию. В Оксфорд. В Америке делать нечего.)
— Ну, ты и даёшь, Еленочка! — ещё не успевший привыкнуть к разительным женским переходам от поэзии к прозе (как, впрочем — и наоборот), собираясь с мыслями, только-то и сумел произнести Андрей, — Америку, значит, к чёрту? И правильно! То ли дело, «добрая старая Англия»! Кстати, Еленочка, ты хоть представляешь себе, сколько может стоить обучение в Оксфорде?
— Представляю, Андрюшенька. Поэтому первые три курса ты будешь учиться в МГУ.
(Жертвенный порыв Елены Викторовны был хоть и очень силён, однако не до такой степени, чтобы уже через год расстаться со своим юным возлюбленным.)
— Только — без дураков: чтобы на что-то рассчитывать, учиться необходимо ради знаний, а не за стипендию. Ведь есть международный обмен студентов, существуют различные фонды — разумеется, я подсуечусь. И — само собой — помогу с деньгами.
— Еленочка, ты серьёзно? — как правило, не легко загорающийся Андрей, на этот раз вспыхнул сразу. Ещё бы! Два или три года учиться в Англии — соблазн из разряда неодолимых. — Не передумаешь?
— Андрюшенька! Это же кем надо быть, чтобы шутить такими вещами? Какой редкой мерзавкой? Конечно, не передумаю! Но и ты! Выкладываться должен на совесть! На все сто процентов! Теперь, Андрюшенька, понимаешь, что я имела в виду, говоря об ответственности как о внутренней потребности свободного человека?
— Теперь, Еленочка, понимаю… Но только… — Андрей вдруг засомневался в своих силах, — в Англию, в Оксфорд — ещё бы! Кому не захочется? А вдруг да — не справлюсь? Вдруг да — не соответствую? Не потяну?
— Если захочешь, Андрюшенька, то потянешь. Главное — захотеть. А способности к психологии… как это сказал Лев Иванович?.. при Солнце В Рыбах и сильном двенадцатом доме… да, вроде бы — так… у тебя должны быть хорошие… ещё он мне говорил о каких-то гармониках… ну — будто бы это важно… ладно! Возвратится из своей «Тмутаракани» — я от него не отстану! Всё выпытаю — от «А» до «Я».
— Ты, Еленочка, у меня — конечно! — после соблазнительных обещаний госпожи Караваевой и серьёзности предыдущего разговора, юноше вновь захотелось немножечко «пободаться». — Захочешь — с неба Луну достанешь!
— А что, Андрюшенька, И достану! — весело, в тон возлюбленному отозвалась Елена Викторовна. — Да ради тебя — не только Луну, но и Солнце с Венерой, Меркурием и парочкой звёзд в придачу! И вообще, Андрюшенька, сегодня мы празднуем!
— Что, Еленочка, обмываем твою покупку? Ну, то есть — меня, раба многогрешного?
— У-у, ехидина! Негодный мальчишка! А знаешь, Андрюшенька, — взрослая женщина вдруг почувствовала укол девчоночьей детской обиды, — уже не смешно. Нет, правда… где-то, знаешь, уже и царапает… как по стеклу железом…
— Ёлочка, извини, пожалуйста. — Образность расхожего выражения «как по стеклу железом» вдруг показала юноше всю неуместность его, переставшего быть смешным, шутовства. — Знаешь, как заведусь — трудно остановиться. Конечно, глупо, но… прости, Еленочка! Ты, кажется, собиралась организовать маленький праздник — а?
— У, хитрющий мальчишка! Тебя, в наказание, надо бы сегодня — вообще — оставить без сладкого, а ты мне напоминаешь о празднике!
Женщина запустила пальчики в растрепавшуюся шевелюру любовника и, играючи, потрепала из стороны в сторону:
— У-у, негодник!
— Не надо без сладкого! — обрадованный тем, что обида женщины оказалась недолгой, по-детски тоненьким голоском, сквозь смех, заканючил Андрей. — Пожалуйста, Еленочка, не оставляй без сладенького? Ну, пожа-а-а-луйста?
— Уговорил, Андрюшенька! Сегодня оставить тебя без сладкого — грех. Да и самой… сегодня я заслужила праздник! Ты, Андрюшенька — тоже. Так что… а чего бы тебе хотелось — а?