— Вот, значит, вы как, Лев Иванович… А поначалу показались мне человеком вполне разумным… И вдруг — вон куда… Я тут, понимаете, почти четыре часа стараюсь для вашей пользы — а вы… Что ж, Лев Иванович, пеняйте на себя! Если не хотите идти нам навстречу — завтра вас переведут в следственный изолятор. Где вами займётся сам товарищ Люмбаго — наш генеральный прокурор. И уж тогда, поверьте мне, вы горько пожалеете, что не захотели довериться капитану Праворукову. Нет, не подумайте, будто я намекаю на что-то недозволенное… Просто, знаете, если следствие попадает под контроль нашего прокурора… у него почему-то ни разу не развалилось ни одного дела… и более: все его, так сказать, подопечные получили на всю катушку… причём, по самым суровым статьям… товарищ Люмбаго на это мастер… ваше, к примеру, дело… ведь его можно квалифицировать и как убийство по неосторожности, и как бытовое убийство в драке, и как предумышленное убийство, и даже — как терроризм… чуете разницу?
На это Окаёмов возразил, что поскольку следствие с самого начала пошло по совершенно искажающему истину обвинительному пути, то особенной разницы между капитаном Праворуковым и прокурором Люмбаго он не чувствует — в том театре абсурда, когда обвиняют заведомо невиновных, играть не намерен и, соответственно, не подпишет никаких протоколов. И вообще: все дальнейшие показания будет давать только в присутствии адвоката. Чем почти искренне развеселил следователя:
— Ай-яй-яй, Лев Иванович! Под сумасшедшего, значит, косить намерены! Что ж, попробуйте! Только, заранее предупреждаю, ничего у вас из этого не получится! Пожалеете, Лев Иванович, ох, пожалеете!
И допрос, не удовлетворивший ни одну из сторон, на этом закончился.
В «своей» уже обжитой камере Окаёмову, едва он присел на нары, вдруг пришло в голову: а почему, собственно — в воскресенье? Его взялся допрашивать капитан милиции? Это ведь не оперативная работа — не слежка, не задержание — ведь он, Окаёмов, уже сидит? Ну и сидел бы себе до понедельника — «маринуясь», так сказать, в одиночке?.. нет, всё в этом деле явно нечисто! Следователь явно рассчитывал чего-то от него добиться именно в воскресенье! Чего? Ведь на то, что, испугавшись большого срока и поймавшись на лживые посулы, пятидесятилетний мужик, подобно мальчишке-школьнику, оговорит приятеля, капитан Праворуков вряд ли мог рассчитывать всерьёз?.. да и не очень-то они им нужны… его, обвиняющие себя и друзей, показания… насторожил какую-нибудь каверзную ловушку? Вполне возможно! Однако — какую?..
Лев Иванович стал вспоминать допрос, попутно поругивая себя за робость и неуверенность, но ничего опасно потаённого в вопросах следователя так и не вспомнил — придя в заключение к утешительному выводу, что как бы он там ни мямлил, а в конечно счёте, не подписав протокол, поступил очень правильно. Конечно, следствие прекрасно обойдётся и без его подписи — и тем не менее… не вешай носа, астролог! Жизнь продолжается — не правда ли?
Неизвестно, насколько (для поддержания духа) Льву Ивановичу хватило бы этих самоободряющих заклинаний — скорее всего, не надолго — но… явился влиятельный незнакомец и всё изменилось будто по волшебству!
Впрочем, незнакомец влиятельный относительно — следователь по особо важным делам майор Брызгалов — а волшебство тоже: в достаточно ограниченных пределах — в замкнутом пространстве Зареченского отделения милиции. Зато — волшебство хоть и скромное, но без обмана: из одиночного «бокса» Окаёмов был немедленно переведён в относительно просторную камеру, в которой содержались его друзья. И первое, что бросилось в глаза астрологу, это бодро сидящий на нижней полке двухэтажных нар Илья Благовестов. Которому, назвавшийся доктором Константином Эрнстовичем, тёмноволосый улыбающийся мужчина тщательно бинтовал грудь. При этом, многословно разговаривая.
— Скорее всего, трещина, ничего серьёзного, знаете, Софья Никитична хороший специалист, если бы Геннадий Ильич не попросил осмотреть лично, я бы до завтра, то есть до рентгена, не стал менять её повязку…
Майор Брызгалов, кроме того, что принёс много вкусной еды и две двухлитровых упаковки апельсинового сока, прихватил с собой также бутылку водки, которую, разлив по пластиковым стаканчикам, они — сам майор, Лев, Пётр и врач — быстренько оприходовали: задержанным в отделении всё-таки не рекомендуется, так что — давайте в темпе.