Луна в Водолее

— У меня ведь и в мыслях не было заказывать свой портрет — ну, как это повелось у нашей новой «аристократии». Если хотите, не тот статус. Да и вообще, с Алексеем Петровичем мы познакомились случайно. Где-то в октябре — на их осенней выставке: то ли «Радуги», то ли «Дороги» — не помню. Задержался возле его картины… такой, знаете, очень странный пейзаж с фигурами… нет, Лев Иванович, если в ретроспекции, поворот в творчестве Алексея, наметился раньше — до знакомства со мной… стою — рассматриваю — а он подходит… ну, слово за слово — познакомились. И вдруг он загорелся: говорит, у вас такое интересное лицо — грех не написать. Я поначалу отнёсся с прохладцей к этой идее, но Павел уговорил. И не только меня, а и Виктора Евгеньевича — ну, чтобы он оплатил. Так что: всё честь по чести — никуда не денешься, пришлось позировать. А дальше… разумеется, во время сеансов мы не молчали, но, полагаю, дело не в сказанном… Чувствую — Алексея захватывает всё больше и больше… до того вработался, что такое ощущение, будто он не только здесь, но и где-то ещё… причём — не только душой, но и телом… смейтесь, смейтесь, Лев Иванович, а правда! Временами казалось, что он уже не совсем материальный… как бы это… ну, будто, если пожелает, может сразу оказаться в нескольких местах… Хотя, если честно, это только мои ощущения — ни Павел, ни Пётр ничего такого не чувствовали. А вот когда Алексей Петрович закончил портрет — да… и им, и многим другим стало казаться, что моё изображение неуловимо меняется: то есть — не Алексей не вполне материален, а созданная им картина…

— И мне! — не удержался от восклицания астролог. — Знаете, Илья Давидович — да! Именно ощущение того, что изображённый на портрете человек может вот-вот исчезнуть! Я ведь в живописи понимаю плохо, но этот ваш портрет меня сразу же зацепил! И, в отличие от «Цыганки» — непонятно чем! Портрет как портрет — никаких, по выражению Владимира, «фокусов», но… а ведь в значительной мере, Илья Давидович, вы «виноваты» сами! Да-да! Иметь такое разительное сходство с Ликом Христа на Туринской Плащанице — это, если хотите, наглость! Вам ведь, наверное, говорили?

— Что «наглость» — вы, Лев Иванович, первый. — По достоинству оценил шутку Илья. — А вот, что имею некоторое сходство с Ним — да, говорили, и не один раз… и, по правде, меня это немного пугает. Даже — не столько тем, что по ошибке могут распять. Хотя, зачем же бравировать, этим — тоже… но главное… мои мистические прозрения… я ведь уже говорил вам об огромной ответственности, которую чувствую из-за этого редкого и не совсем обычного дара… а тут ещё внешнее сходство… ей Богу, хоть сбривай бороду и заводи тёмные очки!

В свою очередь, эти сентиментальные рассуждения попробовал шуткой оборвать историк, но не смог остановиться и продолжил с некоторыми вариациями:

— Знаете, Лев Иванович, по-моему, мистическую связь с Богом чувствуют все… но вот признаваться себе в этом… то ли не хотят, то ли боятся… не знаю…

— Так, Илья Давидович, по-вашему, значит — и я? Имею прямую мистическую связь с Ним?

— Вы, Лев Иванович — несомненно! Не зря же, в конце концов, были «изнасилованы» столь долго третируемой вами музой. Разумеется, шучу, но… всякое настоящее творчество… нет, конечно, ни Бог, ни муза ничего напрямую нам не нашёптывают… скорее… в ответ на наши духовные усилия начинает резонировать всё мироздание… простите, жутко высокопарно и, главное, очень неточно, но словами по-другому не получается… впрочем, вы должны понять… ну — из-за вашего непосредственного, случившегося в детстве, мистического опыта… чёрт! Совсем Лев Иванович, запутался! Но ведь у вас же есть, есть! Хотя бы — совсем чуть-чуть! Ощущение иной реальности! И если бы вы не боялись…

— «Боялся» — Илья Давидович? Я, вообще-то, много чего боюсь… Но чтобы бояться почувствовать запредельное?.. По-моему — нет… Другое дело — что не умею…

— И всё-таки, Лев Иванович, боитесь… На каком-то очень глубоком уровне… Ну — изменения своего сознания… Если оно вдруг соприкоснётся с иной реальностью…

— Вы хотите сказать — сумасшествия? Да, Илья Давидович — боюсь. И не только на каком-то глубинном уровне, но и вполне осознанно. Понимаете, в детстве… вернее, в переходном возрасте — лет в 12–13… у меня были странные галлюцинации. То перед глазами возникали светящиеся опрокинутые на бок буквы… в основном «А» и «Н»… причём, у «А» — одна из боковин была много длинней другой… то вдруг — вообще: всё окружающее начинало казаться резко уменьшенным и, главное, не просто удалённым — ну, как в перевёрнутом бинокле — а страшно отстранённым, будто, кроме меня, кто-то ещё смотрит моими глазами…

— Бог, Лев Иванович. Вы чувствовали, как вашими глазами смотрит Бог.

Эти две короткие констатирующие фразы Илья Благовестов произнёс так буднично, так просто, но, вместе с тем, так весомо, что астролог внутренне похолодел от предчувствия чего-то очень значительного: неужели, чёрт побери, сейчас? С помощью Илюшеньки Благовестова ему откроется… ЧТО?! Или — КТО?!