Луна Верховного 2

До медицинского корпуса всего ничего, но ему кажется, что этот отрезок он преодолевает вечность. Пока вокруг мельтешат знакомые и незнакомые лица, разворачивается нешуточная паника, он сосредотачивает все свое внимание на своей малышке. Рамон несет ее нежно, но Венера все равно вскрикивает от боли, кусает губы и до синяков вонзает пальцы в его плечи.

– Все будет хорошо, любимая. Все будет хорошо, – шепчет он как заведенный.

– Наша дочь, – всхлипывает Венера. – Спаси нашу дочь.

– И дочь, и тебя. Я здесь ради этого, nena.

Франческа оказывается на месте, либо ее успели вызвать, и сегодня даже она выглядит обеспокоенной, когда Рамон буквально вламывается в кабинет. Но лишних вопросов не задает, осматривает Венеру, которую он бережно опускает на больничную койку.

– Готовьте операционную, – сразу отдает приказ доктор Сураза. Если она и удивляется появлению Рамона, то вида не подает, полностью сосредотачиваясь на пациентке.

От слов «операционная» у Рамона темнеет перед глазами: у него крепкие нервы, но не когда это касается здоровья и жизни его луны. У него даже пальцы подрагивают, когда он гладит Венеру по волосам. Но ужас в глазах его женщины отрезвляет получше пощечины. Ей страшнее. Ей гораздо страшнее.

– Что с ней, Франческа? – сдавленно спрашивает Венера. – Что с моей дочкой?

– Она решила прийти в наш мир немного раньше срока.

– Это моя вина, – всхлипывает Венера и снова впивается в его предплечье, справляясь с новой волной боли.

Рамон подается вперед и смотрит Венере в глаза:

– Нет, не твоя. Если в этом кто-то виноват, так это я. То что придумал эту игру, когда ты так уязвима.

– Мы знали, на что шли… А-а-а-а! – последнее она кричит, и эта боль передается ему. – А теперь все зря!

– Не думай об этом, – отрезает Рамон. – Думай о том, как привести нашу дочь в этот мир. Только об этом и думай. Я с тобой.

Венеру отвозят в операционную, а Рамон проходит обязательную обработку. Потому что не собирается оставлять свою женщину в этот важный момент. Он должен быть с ней. Но в операционной его ждут неутешительные новости.

– У нее сильное внутреннее кровотечение, – объясняет Франческа. – Давление падает. Нужна операция, но, как ты понимаешь, анастезии для вервольфов нет. По крайней мере, такой сильной.

Он понимает. Знает о таких случаях. Ребенка придется вырезать наживую, и для матери это практически приговор.

– Я готова, – твердит бледная Венера. – Главное, дочь спасите.

– Нет, – у него даже голос подрагивает от напряжения, а невозмутимая Франческа делает шаг назад. Что уж говорить о ее ассистентах, они едва к полу не пригибаются. – Они мне нужны обе.

– Есть способ, – кивает доктор Сураза. – Не самый надежный, но он повысит ее шансы. Он не раз спасал жизнь моим пациенткам. Если Венера перекинется в волчицу. Регенерация в этом случае выше, а болевой порог ниже.

Глаза у моей истинной распахиваются еще шире, она, кажется, даже про схватки забывает:

– Но беременным нельзя перекидываться. Ты говорила это может навредить ребенку!

– Это может навредить, – со вздохом признается Сураза. – Но точно спасет жизнь тебе.

– Нет, – Венера умеет быть твердой, даже жесткой, вот и сейчас в ее «нет» столько категоричности, что сразу понятно – своего решения она не изменит. – Я на это не подпишусь.

– Ты можешь погибнуть, – в его голосе твердости не меньше.

– Ну и что? Тебе же лучше! – выкрикивает эта глупышка.

– Откуда ты знаешь, что мне лучше? Я не собираюсь тебя терять!

– А я не собираюсь терять мою дочь!

– Так не теряй! – рычит он. – Роди ее, и мы будем счастливы. Все вместе.

Они кричат друг на друга посреди самого ответственного момента в этой жизни. Но он готов вот так спорить с ней хоть множество лет.

– Если выбирать…

– Я не хочу выбирать. Перекидывайся.

– Нет, Рамон. Я не буду…

Он не позволяет ей закончить, просто обхватывает лицо Венеры ладонями и ловит ее взгляд. И делает ту вещь, за которую его nena может его никогда не простить – посылает ее разуму звериный импульс. Приказывает подчиниться и перекинуться в волчицу. С помощью силы, от которой он долго отказывался. Ее взгляд, человеческий взгляд, полон боли, ярости и разочарования, но даже если она не найдет для него прощения в своем сердце, он сейчас увеличит ее шансы на выживание.

Человеческие чувства стираются, ее глаза вспыхивают ярко-желтым огнем, тело меняется, трансформируясь в другую ипостась всех вервольфов – миниатюрную серую волчицу. Которая скалится и рычит, но затихает, стоит ему положить ладонь ей на голову.

– Спасите Венеру и мою дочь, – просит он у пораженной Франчески и ее ассистентов. Или, скорее, приказывает.

Этого хватает, чтобы все зашевелились и начали операцию. Все это время он гладит Венеру и шепчет ей слова успокоения, даже позволяет ей впиться зубами в свою ладонь, когда ей становится совсем нестерпимо больно. Весь его мир сосредотачивается на ней. Рамон сосредотачивается на ней, принимая всю ее боль. Прочувствовав ее полностью.

От этой боли он сам практически впадает в транс, и из этого транса его выдергивает крик младенца.

Крика человеческого младенца.