Я жадно рассматриваю Чарли, шкаф с книгами и кусочек окна за ее спиной. Это кабинет, значит, подруга решила поработать над новой книгой. Мы обсуждали это раньше.
– А в остальном…
– Все прекрасно, – и я ни разу не лгу. Позвонила домой, и все стало прекрасно.
Морщинка между бровей подруги разглаживается, она смотрит на меня с тем же жадным теплом, с которым тянусь через экран монитора и через целый океан я.
– Это обнадеживает. Ты вообще вовремя позвонила, потому что я почти подбивала Доминика на спасательную операцию.
– Спасательную операцию? Звучит пугающе. Кого спасаем?
– Тебя, глупая ты волчица. Он за тебе тоже переживал. Звонил пару десятков раз верховному!
На глаза наворачиваются слезы, и я закусываю щеку изнутри. Доминик и Чарли беспокоились за меня. Все действительно прекрасно.
– Ты замечательно выглядишь, Ви. Просто сияешь.
– Спасибо. Это все беременность. – Я не могу перестать улыбаться. – Чарли, я уже знаю, кто у меня будет.
– Кто?
– Дочь.
– Вау! Поздравляю!
Чарли расспрашивает меня обо всем. О дочери, о моем докторе, о том, где я живу. Нужно ли мне что-то. Мы так увлекаемся детской темой, что до Рамона и моих отношений с ним даже не доходим. Когда я слышу его шаги за дверью, то понимаю, что обещанные мне полчаса истекли. А если верить часам на компьютере – час. Хотя он пролетел как мгновение. Впрочем, самое главное я узнала: у друзей и их волчонка все хорошо. Чарли даже показывает Анхеля, у которого отдых между завтраком и игрой.
– Как назовешь малышку? – огорошивает она меня вопросом, и я теряюсь. Еще больше я теряюсь, потому что Рамон наверняка слышит эту часть разговора.
– Я не думала над этим. – Правда, ни разу не задумалась. До этого момента. – Чарли, мне пора идти.
– Как пора? – планшет подпрыгивает в руках возмущенной подруги.
– Меня ждет ужин и отдых.
– Бесова разница во времени! Наберешь меня завтра?
– Постараюсь. Привет Доминику.
– Обязательно передам.
Отключаюсь резко, потому что прощаться совершенно не хочется. Но после этого разговора в груди растекается тепло.
Рамон появляется в кабинете и ни о чем не спрашивает. Ни о разговоре, ни об имени дочери. Просто протягивает мне руку:
– Ужин?
– Ужин, – соглашаюсь я.
Что-то между мной и Рамоном изменилось, в тот вечер окончательно и бесповоротно. Верховный был само внимание. На этот раз он привел меня в столовую в светлых тонах. Здесь были старинные буфеты с декоративными тарелками. Освещали комнату две массивные с пузатыми плафонами люстры. Дополняли все это пейзажи на стенах, напольные часы, тропические цветы в вазах и свечи.
За длинным столом, накрытым скатертью цвета карамели, вполне могла поместиться большая семья (я насчитала восемь стульев), но ужинали мы вдвоем и говорили, внезапно, про Чарли. Хотя, вернее будет сказать, про мой разговор с Чарли, а после про мою дружбу с Чарли. Этой дружбы могло и не быть, я сложно сходилась с вервольфами, но подруга была человеком, возможно, в этом и весь секрет.
Сначала Доминик просто попросил меня подобрать для его новой любовницы наряды. Я занималась этим часто, часто выбирала подарки для его пассий. Знала его вкусы в женщинах. Но Чарли не понравились подобранные мною образы. Как я тогда разозлилась! Решила, что она капризная и претенциозная. А оказалось, что она просто не похожа на бывших Доминика, и к ней нужен совершенно другой подход. Поначалу Чарли тоже считала меня засланцем от Доминика, с которым у них на тот момент было все сложно. Шпионом, прямо как Рамон! Видимо, у меня лицо такое. Или карма. Но мне удалось завоевать ее доверие искренностью.
С верховным это тоже сработало. Он перестал смотреть на меня, как на врага.
С Чарли разговор плавно перетек на меня, а может, он и так был про меня. Рамон спросил про моих родных, и я рассказала про маму. До этого я рассказывала о ней только Хелен. Точнее, о своих чувствах. Мама умерла, когда мне было восемь. Отец хотел второго ребенка, сына, и мама забеременела моим братом. Несмотря на предупреждения врачей о том, что у нее слишком хрупкое здоровье. В итоге остались только мы с отцом, и эта трагедия развалила нашу семью. Мы в принципе никогда не были с ним близки, я смотрела на него, как на божество, сильного волка, кузена альфы. Защитника. А он отдал меня Августу и отвернулся от меня, когда тот меня прогнал.
На сеансах у психотерапевта я могла часами рыдать по поводу предательства отца, но сейчас во мне все перегорело, и Рамон услышал только факты. Тем не менее вилка в его ладони в определенный момент просто погнулась.
– Ты, должно быть, ненавидишь мужчин.
– Нет, – покачала головой я.
– Тогда боишься.
– Мне повезло, что в моей жизни случались и хорошие мужчины.
– Доминик Экрот?
Я осторожно кивнула.
– Он мне помог вернуться к вервольфам. Принял в стаю.
– Что вас связывало? – кажется, включился ревнивый Рамон.
– Исключительно работа. Доминик встречался только с людьми, а я после Августа не подпускала к себе мужчин. Думала, вообще никогда не подпущу.
Пока не случилась та волшебная ночь.