Луна запуталась в березе

Получили от тебя открытку, большое тебе спасибо, дай Бог тебе больше здоровья, что ты не забыл нас. Глеб Александрович, у нас в деревне Нюрговичи кроме снегу никого нету. Живем два месяца, как ведьмеди в берлоге, нету ни свету, ни телефона (бабушке Татьяне Максимовне за 80, ее измучила астма. — Г. Г.), радио не говорит, дороги с осени нету, только одна тропинка от нас к Торяковым дяде Феде и к нам, больше никакого следа нету. Я езжу на работу в Усть-Капшу по озеру на лыжах (в один конец 15 км, под слоем снега вода — наледь; на лыжи налипает по пуду. — Г. Г.). Вот такие у нас дела.

Федор Иванович и Татьяна Максимовна пока бродят, но в магазин не ходят уже два месяца, сахар в Корбеничах взят, там так и лежит. Ф едор Иванович написал заявление на телефон как участник войны и инвалид первой группы и не мог добиться никакого результата. В сельсовет обращались, никакой помощи нету. Теперь не знаем, куда обратиться. Наверное, придется зимовать так, без свету. Снегу у нас, пожалуй, есть на два метра, так что хватит. Вот такие дела.

Глеб Александрович, если сможешь, то напиши хоть статью про нашу жизнь в Нюрговичах. Если сможешь, то вернись к нам, пожалуйста. До свидания.

Ваня Текляшев».

Что удалось тогда сделать? Свет в Нюрговичи провели. Егерь Большаков отвез на «Буране» посылку старикам: десять буханок хлеба, три кило сахару, килограмм масла, бутылку водки, чаю, спичек... Надолго ли им хватило? Вот и посчитайте, Кира Георгиевна, почем у наших вепсов фунт лиха, во что идет унция добра?

Вепсы не сентиментальные люди, А что же вы от них хотите? Только не надо отчаиваться, тем более раздражаться. Добро у наших вепсов в отличие от того, что Вы называете «неправедные дела», сокрыто от посторонних глаз, я говорю о тех вепсах, которые сохранили тепло своих очагов и делятся с нами — теплом, а чем еще поделиться?

7 часов утра. Росно. Туманно. Новые мысли: отказ от анахоретства, возвращение в Питер, предъявление себя обществу. Разумеется, при собственной базе на Вепсовщине. Жить там и там поровну. Это — утро вечера мудренее; вечером мысли потяжелеют — от работы целого дня. Вечерние мысли тоже не фунт изюму... В прошлую зиму я жил месяц в Англии, там все на фунты: без фунта стерлингов не купишь и фунта изюму...

10 часов вечера. День был августовский, мягкий, ласковый, без единого дождя, с постоянно в меру жарко греющим солнцем, с чуть прохладной водой в озере, с малиной, черникой. Утром на мою блесенку взялся большой окунь. Он вышел из воды радужный, розоватый, как переходящий вымпел «Отличнику рыболовства». Сегодня у меня День Большого Окуня. Был День Большой Щуки, День Ландозера, день сессии Алексеевского сельсовета (в Корбеничах). О! Сессия! Сельсовет!

Отчет о сессии — не мой все же жанр, потребовал бы многостраничного изложения прений сторон. Стороны было две: депутатский корпус, включающий в себя все трудоспособное население Алексеевского сельсовета и председатель совета Юрий Михайлович Домрачев. Приведу один пункт (или подпункт), вызвавший дискуссию. Председатель сельсовета высказал пришедшее ему на ум благое — для народа — установление:

— Объявляем все леса на территории сельсовета и водоемы, какая где есть живность, рыба, нашей собственностью. Приватизируем. Сами будем охотой заниматься, какая-никакая свинота нашим бабкам перепадет. А то — егеря! Что они делают, я не знаю. На нашей территории егерей не будет. Сами будем пользоваться дарами природы.

На первый взгляд, какое гуманное, архидемократичное предначертание! Однако что такое свинота? Очевидно, председатель имел в виду кабана — дикого зверя вепря. Но попробуй его убей: охота на кабана требует навыка, мужества не меньших, чем на медвежьей охоте... Таков был ход моей мысли на сессии Алексеевского сельсовета летом 1990 года. Депутаты задумались. Выступил приглашенный на сессию егерь Большаков. (Приехал из Харагеничей в Корбеничи на огородном тракторе, и я вместе с ним; сидел в тележке, всего закидало грязью из-под колес.) Начал с хитрого хода:

— Чтобы провести партийное собрание, надо иметь минимум трех членов партии... Чтобы заниматься охотой, надо быть членом Общества охотников, без этого нельзя иметь ружья. Поднимите руку, кто из вас член Общества охотников?

Руки никто не поднял. Егерь Большаков сделал паузу, продолжал:

— Мы, егеря, ведем охрану зверя и дичи, все равно на чьей территории, не пускаем в лес браконьера, выписываем путевки на охоту. А у вас есть средства на охрану? Кто охранять-то будет вашу свиноту? Это же завтра к вам приедут тучи городских охотников. Тучи!

Не имея веских аргументов — посадить егеря на место, председатель Домрачев перешел на личности:

— Я вас не знаю, кто вы такой, мне неизвестно, чем вы занимаетесь на территории нашего сельсовета. Это — наши угодья, мы сами разберемся, как их использовать.