Луна желаний (СИ)

Тонкое, словно паутинка, нежно-бежевое шантильское кружево из которого созданы корсет и трусики, было мягким, приятным на ощупь, но на теле совершенно не ощущалось, создавая, как искусный фокусник, иллюзию обнаженного тела. Подвязки из того же комплекта и шёлковые чулочки с флоранс вышивкой заставили меня по-новому взглянуть на свое тело. Четко очерченные линии приобрели мягкость, упругая грудь приподнялась, увеличивая верхние объемы, талия заострилась, подчеркивая контраст округлых бедер.

— Надо почаще носить роскошные комплекты, а то забываю, как хороша, — засмеялась я, любуясь своим отражением.

Простое и лаконичное, из полупрозрачной ткани, вышитое золотой нитью платье в пол посыльный доставил всего за два леора до открытия выставки. Я была уверена в модистке, подгонять наряд не придется — Вероник была мастером своего дела, но развернув туалет, я невольно задержала дыхание: династическая лилия превалировала над остальным цветочным орнаментом. Цветок-символ павшего клана словно бросал вызов.

Сегодня я не буду таиться.

Диадема из белого золота и крошечная сумочка клатч завершили образ.

А спустя три леора случилось неизбежное — меня представили Тану.

Он был в традиционном костюме, самобытный, дикий, словно притаившийся степной хищник среди пасущихся на зеленом луге овец. Белый чуридар* вышитый золотой нитью и перекликающийся с моим нарядом, не скрывал широкого разворота плеч и сильных рук, длинные, смуглые пальцы усыпаны драгоценными перстнями, в одном из них сверкает темно-лиловый аметист, окруженный россыпью чароитов и халцедонов.

Родовой перстень Эмира.

Сильнейшая защита от ментальной магии.

Напряженный взгляд глаз чернее безлунной ночи, следит за мной не отрываясь.

— Её Высочество Ненаследная Цесса Демистана Алисия Патрица Люпис, — полностью и по всем канонам проговорил мой титул и имя Себастьян Виверн. — Позвольте представить Тан Расаяна, Эмир Азам Фатих Арунаян.

Фатих.

Как велит простая учтивость — реверанс и поклон.

И я отхожу в сторону, давая возможность представить Тану других гостей.

Небольшой альков меж двух колон розового мрамора, дает мне крошечную передышку. Сердце моё стучит, разгоняя адреналин и ядовитое, словно кислота, желание. Ничего не изменилось, даже после стольких талей и взлелеяной обиды. Я была в более выгодном положении, я распланировала встречу и разговор, как неизбежное зло, я правила бал…и все же, я трусила.

Непривычное, несвойственное мне чувство.

Я знала, что он найдет меня. И я ждала его. И мне было страшно от того, что он скажет.

— Я искал тебя, Долор.

— Алисия, — поправила я, — кто ищет, тот находит…

— Я видел, твою смерть, Анима**, огненные волосы на сером от пепла камне. И кровь, много твоей крови, а потом разлом поглотил… — он прикрыл веки, словно картина «моей смерти» всё ещё стояла пред его взором. — Твари Изнанки вырвались в наш мир, и Твердыня стала Соляром, многие погибли, я хотел вернуться за твоим телом, но живым моя помощь нужна была больше.

Он шагнул еще ближе, сводя меня с ума знакомым запахом, пальцы закололо, так сильно мне хотелось прикоснуться к нему, поэтому я сжала их в кулаки и подняв подбородок повыше, спросила:

— Зачем тебе тело падшей девки? — я не смогла удержаться от шпильки. Воспоминания о его пренебрежительном презрении ранили меня до сих пор. И утихший, как мне казалось ранее, гнев вновь разгорелся в груди, опаляя кровь, бегущую по венам безжалостным пламенем. Внутри клокотало инферно, сметая на своём пути доводы рассудка, я чаяла этой встречи, а получив желаемое, поняла — мне до сих пор не все равно. — Что тебе надо, Азам?

— Почему… Поговорить, в спокойной обстановке, нам…

— Вот ты где, моя блудливая сестрица, — нарушая наше мнимое уединение, ввалился едва стоящий на ногах Северн. — Ловишь на живца?

За те несколько талей, что мы не общались, братец подурнел и обрюзг, распутный образ жизни сказался на нем, а зависимость от синей соли четко просматривалась по потемневшим уголкам губ и голубоватому оттенку некогда алебастрово-белой кожи.

Я молчала, с трудом гася гнев теперь и на Северна, а вот Азам хищно оскалился, как будто готовясь вступить в рукопашную, на его лице читалось недоумение пополам с брезгливостью.

— Или табунщик для тебя мелковато?

— Проспись, — зашипела я, — смотреть противно… — Мне хотелось свернуть его цыплячью шею, и чтобы не воплотить свои розовые грезы с кровавыми последствиями, я вышла, перед этим обратившись к Азаму. — Нам по-прежнему не о чем разговаривать.

— Заблуждаешься, Анима, — услышала в спину.

Но я не обернулась.

Чинные расшаркивания и вежливые прощания, лишь отсрочили неизбежную вспышку ярости. Как огонь в горниле кузнеца лишь на время прикрыли заслонкой, так и пламя моего гнева теплилось, запертое устоями приличий до того момента, как я не вошла в свой дом и не прикрыла двери библиотеки. Первым на глаза мне попался ворон, который прекрасно разместился уж на моем столе, как приятное напоминание о том, что возможно всё.