— Этот камень нашел мой прадед, тот самый, под чьим предводительством восемь крупнейших племен Расаяна объединились в одно, затем вобрав и оставшиеся, образовав то государство, что мы видим теперь. Он был сильным магом смерти, а его жена была магом жизни, они были как черное и белое, но он любил её, а она его. Предубеждение и традиции были сильнее, и тогда, мой предок изменил их. Какой прок быть Эмиром, если я не могу жениться на любимой, сделать её равной себе? — думал он. И издал приказ, меняющий глупейшую несправедливость. И отнес камень к мощнейшему артефактору тех времен. Аметист помимо ментальной защиты, всегда подскажет, где я, будет делиться с тобой силой, а черпать её у меня, это безусловный гарант того, что я признаю тебя равной. Это самое ценное, что есть у меня. И он твой, — выдохнул, а затем вновь продолжил Тан. — Ты, как моя супруга будешь иметь право вето на любой мой указ. Я обещаю всегда, Лисса, всегда, прислушиваться к тебе и находить консенсус в тяжелом споре, я сделаю всё, что в моих силах, и даже больше, чтобы сделать тебя счастливой, не сомневайся…ты — смысл моей жизни. Смысл всего…
Я вытянула руку и кольцо скользнуло на безымянный, плотно обхватывая палец, примеряясь, словно живое, но как только мне показалось, что ободок сжался слишком сильно, он вновь расслабленно принял ту самую комфортную ширину и замер. На моих пальцах цвет камня изменился, стал более насыщенным, темным, но именно таким он мне нравился еще сильнее.
— Что ж, видимо пришла моя очередь быть откровенной, — вздохнула я. Слова с трудом проталкивались сквозь зубы, я понимала, что была практически ребенком, когда меня так жестко обманули, лишили всего, чуть не забрав жизнь, а мне всё равно было стыдно. Стыдно за то, что не дала отпор, за то, что до сих пор не отомстила, за родителей, за Родину, за себя.
Ненависть к Кроу давным-давно пустила корни, она дали побеги, и каждая клеточка моего организма была отравлена ядом злобы, я не смогу спокойно жить до тех пор, пока возмездие не свершится, и моя правда не восторжествует.
— Я не вижу смысла в устранении брата или племянников, их гибель ввергнет Демистан в состоянии гражданской войны, а жители моего государства достаточно страдали, но отравляющее воздействие премьер-министра пора остановить и теперь моих сил, чтобы справиться с ним будет достаточно.
— Теперь, Лис, у тебя есть не только силы, у тебя есть я, — сказал мне жених. — И ты должна позволить мне, нет, не решить твои проблемы, — быстро заговорил он, видя, что я собираюсь протестовать, — но помочь тебе.
— Нет, — это моя ноша. А вдруг он пострадает, я не смогу это себе простить.
— Да, — сказала Азам, зацеловывая мой палец с кольцом, прикусывая подушечку, прихватывая губами сгиб, — Вместе. Всегда. И во всем.
Я сопротивлялась долго, весь день. И всю ночь. Он играл не честно.
Но я покорилась.
Я не стала слабее, с ним я стала сильнее.
Перстень Азама.
Кольцо Лиссы
Ночь утомила меня.
Бесконечные леоры Азам убеждал меня принять его помощь, и так и не дав выспаться по-человечески — разбудил.
— Я бы хотел познакомить тебя с особенным для меня человеком. Медина занимала и всегда будет занимать значительное место в моем сердце, я очень надеюсь, что вы поладите. Не буду просить тебя заменить ей мать, она у неё есть, и все же я буду тебе крайне признателен, если ты не будешь типичной мачехой из сказки.
Я кивнула, мне и самой было очень интересно увидеть дочь Эмира, до сих пор мне так и не довелось с ней встретится. Малышке не было трех, поэтому она обитала на женской половине, а вот когда ей минует пять, воспитывать её будут учителя и наставники, оставляя для матери едва ли пару леоров в сутки.
Мы застали Медину и её, видимо няню, так как бывшую супругу Тана я уже встречала, и воркующая с малышкой женщина была на неё не похожа, за проведением сказочной тайной церемонии. Белокурая кукла с фарфоровым личиком и ярко-синими глазками чинно восседала на стуле в многослойном платье из бархата и кружев. Смешливая девчушка, одетая почему-то в штанишки и кафтан сильно напоминающие отцовские, резко отставила чашку из которой поила ростовую куклу ароматным напитком и, с цыплячьим писком, бросилась на шею отца, подставленную услужливо и с удовольствием.
Азам покрутил девочку и две длинные, смоляные косы закружились, словно подхваченные ураганом. Только когда они остановили радостный пляс я смогла рассмотреть малышку: красивая, с белой кожей, наверно в мать, но вот все остальные черты были отцовскими, и темно-лиловые глаза, сверкающие в радостном возбуждении, и длинные ресницы, темными веерами ложащиеся на румяные щечки, и алые губки, и носик, и высокий лоб. В ухе вбирая матовый свет комнаты пульсировала серьга-артефакт, но больше на девочке украшений не было, даже на одежде пуговицы были костяные или перламутровые.
Азам представил нас и малышка сделала мне реверанс, а услышав замечание от няни, забавно сморщила носик и пообещала исправиться.
— По-моему, ты сделала прекрасный книксен, Медина. В твоем возрасте я так точно не умела.