Луна желаний

Воду в первом колодце я проверила кольцом — чистая. От души напившись, освежившись и даже отдохнув, мы отправились дальше. Редко я встречала следы других участников забега, моей дорогой пошла едва ли четверть, поэтому я нисколько не удивилась, не встретив в пустынном оазисе, в котором решила остановиться на ночь — ни души.

Первая и вторая ночи прошли хорошо, солнце уже клонилось к закату, и я уже давно свернула, вовсю пользуясь подсказками Тирбиша, как вдруг осознание того, что я заблудилась, накрыло меня штормовой волной. К этому леору я должна была пройти второй колодец, ну пусть я задержалась, но оазис пропустить бы не смогла. Я вытащила карту, внимательно вчитываясь в исправления и подсказки, все совпадало, кроме последней четверти…

Я так и не поняла, когда сошла с караванной тропы и свернула не туда. Заблудиться, имея такую подробную карту было верхом глупости, но накопившаяся усталость и усиливающаяся с каждым таймом всепоглощающая жажда путали мысли и туманили сознание. Тума давно перешла на шаг, а вскоре я вообще спешилась и повела её под уздцы. Заднее копыто рассохлось, и кобыла не охрамела только чудом, я решила поберечь свою жемчужинку и обмазала толстым слоем верблюжьего жира пока еще мелкие трещинки и сколы, зпмотала тряпицей в несколько слоев и потуже завязала.

Тума дергала ногой, с непривычки и пару раз поглубже увязла в песке, а в остальном мы двигались в заданом ранее темпе, только вот шли мы в никуда. Судя по карте я свернула не туда больше семи леоров назад, но за то время, что я двигалась, мне не встретилось ни одного источника, ни одного оазиса и ни одного всадника. Идти назад по собственным следам было бы крайне сложно, песок — ненадежно хранил отпечатки ног и копыт, к тому же вероятность втретить воду или человека была выше, если я пойду, скорректировав направление.

Что ж, оглядываясь назад, я считаю это своей фатальной ошибкой. Самоуверенность едва не стоившая жизни мне и моей лошади. Я брела почти сутки, голодная, изнывающая от жажды, смертельно уставшая, всю воду я отдала кобыле, она тяжело дышала, а в ноздрях запеклась кровь, порой я тащила её, а порой она меня. Ноги я сбила в кровь, но упрямо продолжала идти, высчитывая направление согласно движению дневного светила и хронометру, доставшемуся мне от пробабки.

Порой мне казалось, что я бродила кругами, натыкаясь то тут, то там, на одинаковые чахлые кустики, выдуманные измученным воображением следы зверей и похожий ландшафт барханов, от обезвоживания у меня начались галлюцинации, но последней каплей стало то, что я как будто начала слышать мысли Тумы. В них кобыла ругалась на глупую хозяйку, и говорила, что предпочла бы смерть от рук табунщика, нежели от жажды в Пустой трети.

Я была готова сдаться, и возможно, баллансируя на тонкой гране между жизнью и смертью принято думать обо всём том хорошем, что случилось за прожитую жизнь, мне же не повезло. Или повезло, это уж как посмотреть, потому что мною двигала всепоглащающая, испепеляющая, сводящая с ума ненависть. Именно это помогло мне выжить.

Ненависть и ЛаЛуна.

В пустыне ночь наступает мгновенно, по щелчку пальцев, ты едва успеваешь моргнуть, как мрак накрывает бархатными крыльями ранее багряное небо. Третью ночь забега я должна была уже провести в своём шатре, но Небеса раздали мне другие карты, поэтому устроившись на ночлег с закатом в развалинах старой башни, я словно фаталист думала лишь об упущенных возможнастях, но принимала произошедшее — как данность. Клясть судьбу, пустыню или Кроу было глупо. Я решительно настроилась выспаться по мере возможностей и набраться сил, в этих сомнительных условиях для отдыха.

Но получалось слабо.

Всюду мне мерещились тени, странные звуки и запахи, но больше всего меня завораживала и будоражила воображение ЛаЛуна. Первая из лун вела себя очень странно, по крайней мере мой измученный разум воспринимал все так, а не иначе, она то приближалась, то отдадялась, меняя очертания. В одно мгновение мне улыбалось доброе лицо, в другое по круглому диску летела синяя птица, то она вела бледно-голубыми лучами по песку, меняя обыденный пейзаж на танцующие синие тени, то ласково касалась моей щеки, словно зовя меня куда-то, ощущать внимание старшей из ночных сестер было удивительно приятно. То неведомое чувство, что я не испытывала очень давно — безопастность, оно окутало меня прочным, нерушимым коконом. Мне чудился шум прибоя и крики чаек…и я подняла кобылу и доверившись внутреннему чувству, что манило и тянуло — пошла на встречу зову.

*Тише, тише, у нас гости, проявите почтение, — древний язык.

**Тиш — имя Тирбиш расшифровывается как «не тот», Тиш — родной.

***Кровник — заклятый враг, туареги клянутся на собственной крови отомстить, во время огненного ритуала — режут ладонь костяным ножом, заживает такая рана очень долго, шрам пропадает, как только месть свершилась, отсюда и название.

Глава 19. Пускай земля обагрена кровью, — луна сохраняет белизну своего света

Ступая точно по лунной дорожке уже через четверть леора я увидела огни.