– Меня удивляет, что у нее нашлось время поговорить с тобой. Не в смысле, что это плохо. Но я не знал, что вы с ней много общаетесь.
– Только в последние месяц-два, – сказала Хэлли. – Видишь ли, мы с Кэти были довольно близки в колледже, но затем… ну, не знаю, начали настоящую жизнь. А вся эта история с Джеком как бы опять нас свела.
– Когда же вы разговариваете? – спросил Стивен. – Ее все время нет дома.
– Во время работы, по телефону.
– Хм-м. Всякий раз, когда я пытаюсь до нее дозвониться, я слышу автоответчик.
– Ты вроде злишься.
Стивен решил, что лучше замолчать, так что пробормотал «нет, нисколько» и затем сделал вид, что пьет из пустой кружки. Он уставился на пепел.
Тут он почувствовал, что Хэлли подошла к нему. Его сердце забилось.
– Огонь потух месяц назад, – сказала она, – и я видела, что ты вылил свой чай. Тем не менее ты ворошишь холодный пепел и пьешь из пустой кружки. Что случилось?
Стивен положил кочергу на место и обернулся.
– Мне просто надо отдохнуть, – сказал он.
Он хотел уйти. Он злился на Кэти, а Хэлли была к нему добра, и это смерть как неудобно. Джек исчез где-то в лесу, а Стивену надо прочитать кучу сочинений второкурсников о «Дочери барышника».[4] Слишком много всего – или должно быть слишком много всего; тут не до его желания целоваться с Хэлли. Но в любом случае
Хэлли последовала за ним на кухню.
– Да, конечно, тебе надо отдохнуть, – сказала она. – Но если не хочешь холодного чая, лучше еще раз вскипятить воду.
Она опять включила плиту и поставила чайник на горелку.
– Это даст нам время поговорить о том, что же происходит.
Стивен пошел к раковине и ополоснул свою кружку.
– Я просто беспокоюсь за Джека.
– Все мы беспокоимся за Джека. Тебя волнует что-то еще. И ты можешь мне об этом рассказать, потому что я достану любого, если захочу. Спроси Кэти, или Кэролин, или кого угодно из нашей старой компании.
«Ну да, конечно, – думал Стивен. – Я скажу тебе, что хочу целовать тебя везде, от пальчиков на ногах и до загривка, до того места, где начинаются мягкие каштановые волосы. А потом я поцелую твои уши, и глаза, и рот, и шею, и грудь. Это именно то, что я обычно говорю людям, как раз между быстрым чмоком в холодные губы гениального инженера, на которой женат, в семь утра, и попытками рассказать о Д.Г. Лоуренсе кучке девятнадцатилетних студентов, разинувших рот, в восемь тридцать. Такая дурацкая идея открыть ребяческие уголки моей души тебе, Хэлли Стоун, как раз соответствует моему представлению о себе. Ну-ну».
– Старая компания, – сказал он. – Никогда не мог понять, почему вы стали друзьями на всю жизнь.
Хэлли подошла к раковине и, сощурившись, уставилась на Стивена.
– Не ходи вокруг да около, Стивен. Ты просто пытаешься сменить тему. Я от тебя не отстану.
Стивен закрыл кран, перевернул кружку и поставил ее на стол у раковины.
– Нет, это и есть тема, – сказал он. – Кэти, Джек, Кэролин и ты, все вы знали друг друга с доисторических времен. Ваша четверка и еще другие, кто появляется время от времени, – Дэвид Макилхенни, или Брюс Фостер, или Сьюзен Как-там-ее. Вы похожи на банду старых однополчан, и я всегда чувствую себя самозванцем.
Хэлли кивнула:
– Я понимаю. И когда я сказала тебе о чем-то, что Кэти рассказала мне, но забыла рассказать тебе, ты почувствовал себя лишним. Так?
– Так. – В любом случае это ближе всего к истине из того, что он мог ей поведать. – И, по правде, я никогда не понимал, что же держит вас вместе. Вы же не протестовали всей толпой против Вьетнама, ничего такого.
Хэлли усмехнулась:
– Было бы чудно, если б у нас было такое оправдание, а? Но все это закончилось за пару лет до того, как все уроды, которых ты назвал, начали ошиваться вместе. Вообще-то довольно тоскливо. Тех, кто старше нас на несколько лет, объединяют Вьетнам и шестидесятые, общая подростковая или там юношеская травма, а те, кто нас на несколько лет моложе, попали в холодное отчужденное Поколение Икс. Но у таких, как я и ты, родившихся между 1956-м и 1964-м, ничего подобного не было. – Пауза. – Ну, это не вся правда. В конечном итоге людей объединяет страх взаимных обязательств.
– Не понял.
– Наша компания конечно же исключение.
Потом Хэлли вздохнула, и сердце Стивена болезненно сжалось.
– Думаю, грустная истина заключается в том, – сказала Хэлли, – что все те, о ком ты говорил, плюс четверо или пятеро тех, о ком ты не сказал, сошлись на почве пары очень глупых моментов: они начали общаться как раз тогда, когда начали активно заниматься сексом, и/или стали встречаться, когда были отмороженными студентами, помешанными на инженерии. Как ты помнишь, поколение конца семидесятых было слабым по части популярной музыки и общественного сознания, но зато сильно в сексе и инженерии.
– Я помню, – сказал Стивен. – Я-то сам не участвовал ни в том, ни в другом, но слышал.
Хэлли кивнула и поцокала языком.
– Не удивительно, что ты не вписываешься. Ты девственник и выпендрежник.