Лунка

– Вот, Кузьмич, твой город, а ты им не пользуешься. У тебя тут и заводы с магазинами, остановки, стена вот эта, да, с колючей проволокой, – вся твоя. Бери и ешь. По студенчеству гулял здесь, шёл домой. Думал о яблоках, скрипачке, казарме, верёвке, духах, Настиных стихах и уже знал, что когда-то здесь с тобой пойду. Да не поверил сам себе тогда. Пойдем, я тебе пруд продемонстрирую, он весь в лунках, как решето, как сибирская твоя божья коровка.

Встал на лёд Порфирий. С детства не стоял. Повсюду снег, следы от лыжни и лунки. Вдалеке дома царапают небо Господне. Облака дырявят, как ручка ту бумагу, всю насквозь.

Кузьмич царапнул, спрыгнул, рядом сел. Порфирий шёл на горизонт, к той водокачке, он там сидел с комарами, и лето переходило с ним на ты. Портвейн был крепок, хотелось жить. И дыр никто в пруду не делал. Потому как дырки можно наделать только в замёрзшей воде. И коль она устанет жить, покроется сначала коркой, снегом закидает. Потом придут взрослые, наделают в тебе дыр, будут искать чего нет. Пить водку, браниться, курить, кидать в тебя бычки, бить так, что не будешь слышать собственного крика. Непременно захочется замёрзнуть навсегда, покрыться таким толстым слоем льда, который бур бы их не взял.

Порфирий подошёл к той лунке, заглянул, а в ней Кузьмич лакает воду. А с горки катилась детвора. И пруд наполнился тем смехом, которого никто не слышал никогда.