Лунная богиня

— Это в очередной раз доказывает, что я была абсолютно права. Теперь, когда я знаю, как сильно Луджейн привязала тебя к себе, я сделаю все, чтобы не позволить тебе опозорить из-за нее свое имя. И ее семья не будет манипулировать тобой. Ты больше не принадлежишь ни себе, ни мне. Будь ты в здравом уме, осознал бы, что их не будут принимать в Азмахаре с почестями. Не важно, есть у них титул или нет. Если ты считаешь предрассудки изжитыми, то ничего не знаешь о людях, которыми хочешь управлять. Но самое ужасное ждет ее! Никто не примет противоестественный союз между мужчиной с чистой королевской кровью и беспородной шлюхой, которая обнажает тело за большие деньги. Черная вдовушка стала твоей женой, как ты утверждаешь, нося траур по мужу. Но она повинна в еще большем грехе, потому что занималась с тобой сексом в запретное время, желая привязать тебя к себе незаконнорожденным ребенком. — Глаза Сондосс грозно сверкнули. — Ты же повел себя отвратительно. В любовных делах ты хуже Хайдара. Я не стану ждать, когда она разобьет твое сердце на тысячи осколков. Я уничтожу тебя до того, как ты погубишь себя. Мое воздействие будет подобно ножу хирурга. Ты восстановишься, и я отстану от тебя, когда поверю, что ты в безопасности и избавился от инфекции, поэтому «ампутация» больше не требуется. — Сондосс отвернулась и подошла к открытому окну. Занимался рассвет. — Это простое уравнение на логику, Джалал. Я должна быть твоими глазами и твоей головой, пока и то и другое не начнет исправно служить тебе. Я могла бы позволить тебе жениться на ней, чтобы ты имел возможность претендовать на ребенка, но когда узнала, что ты даешь ей исключительное право развестись с тобой и требовать твои деньги, я поняла, что не могу ждать пробуждения. Ты вправе признать своего сына, который действительно плоть и кровь, но ты никогда не признаешь ее и ее семью.

Наступило оглушительно молчание.

Джалал сжал руки Луджейн, поднялся и подошел к матери.

— А теперь выслушай мое простое уравнение на логику, дорогая. — Он удивлялся, каким спокойным был его голос, до чего здравомыслящим он себе казался. Джалал знал, что прилагает последнее усилие, чтобы образумить Сондосс. Если она не повинуется его воле, он от нее отречется. — Я не могу поверить, что таким образом ты меня спасаешь. Я знаю, что ты не хочешь потерять собственного сына, даже если он не твой любимчик, да и дурак в придачу. Я знаю, кровное родство для тебя превыше всего, но ты рискуешь потерять третьего человека, которого не можешь не любить, — своего первого внука. И ты безвозвратно потеряешь меня и Адама если и дальше будешь продолжать в том же духе или каким-то образом обидишь Луджейн. Это не угроза. Это обещание.

Казалось, мать смотрела на него целую вечность. Они обменивались взглядами, молчаливо высказывая друг другу то, что не могли сказать вслух всю жизнь.

Джалал заметил, что она готова уступить. Или ему только почудилось?

Но когда Сондосс заговорила, в ее голосе слышалось и удивление, и печаль, и смирение.

— Решено. Я отступаю.

Неужели она действительно боялась потерять Джалала и Адама?

Она продолжала решительно и бодро:

— Но ты пожалеешь о своем решении. Просто молись, чтобы твоя ошибка не оказалась роковой. И пообещай мне, что не будешь глупить и придешь ко мне за помощью, когда потребуется.

Внезапно Джалал сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он крепко обнял мать:

— Мне не выразить словами, как я надеюсь, что в один прекрасный день ты пожалеешь о своих поступках, пересмотришь свои действия и начнешь новую жизнь. Подумай об этом. Твоя семья растет. Вместо того чтобы довольствоваться тайными и редкими визитами своих сыновей, ты могла бы вернуться к нам и наслаждаться миром и гармонией.

Сондосс замерла в его объятиях. Джалал знал, что не может требовать от нее немедленного ответа. Тем более в присутствии Луджейн. Возможно, его мать так никогда и не изменится. Но ради себя самого, ради Луджейн и Адама он не желал больше враждовать.

В конце концов Джалал отступил, по-прежнему надеясь получить от нее определенные гарантии. Выражение лица Сондосс оставалось сдержанным и почти равнодушным, что говорило о многом.

Потом она едва заметно улыбнулась сыну, погладила его по щеке и отошла в сторону.

— Давайте позавтракаем, — сказала Сондосс, глядя на Луджейн так, будто впервые ее видит. — Что бы ты хотела покушать?

— Ущипни меня, — попросила Луджейн.

Джалал повиновался немедленно. Она вскрикнула, затем рассмеялась, по-прежнему встревоженная и ошеломленная.

— Как такое может быть? Сначала твоя мать шантажом заставляет меня бросить тебя у алтаря, а потом накрывает для нас завтрак в райском уголке? У меня галлюцинации? Я сошла с ума?

Он улыбнулся, глядя на нее с любовью и облегчением.

— Какой бы ни была моя мать, она умеет изумлять.

— Мне можешь об этом не говорить. — Луджейн крепче прижалась к Джалалу.

Они находились на борту частного самолета, полулежали в кресле.