Лунная дорога. Часть 1

Мне хотелось сказать, что взрослым молодежный сленг использовать как-то несолидно, но промолчала. Сама-то я как говорю?

– Мама, он мне просто не нравится. Вот чужой он мне. И вообще, давай лучше о тебе поговорим. Ты когда обратно к мужу ехать думаешь?

Мама сначала налила себе чаю, потом спросила у меня, хочу ли его я. Получив отрицательный ответ, выпила половину своей чашки и только потом медленно призналась:

– Не знаю я. Меня будто напополам режет. И здесь нужно быть, и к нему до умопомрачения хочется.

Я поспешила ее утешить:

– А не нужно раздваиваться, мама. Я взрослый человек. Ты в мои годы уже замужем была и Макса ждала. Так что поезжай-ка ты в Москву. Твой дом теперь там, где муж. А мы с Максом отрезанные ломти уже. Вырастила ты нас, и спасибо. Дальше мы как-нибудь сами.

Получилось это у меня грубовато, я не хотела. Но мама меня поняла и благодарно кивнула.

Допив чашку, она сполоснула ее, поставила в сушилку и нежно обняла меня за плечи.

– Спасибо, моя хорошая! Мне так повезло с детьми: и с тобой, и с Максимом, я благодарна за это судьбе. И да, я поеду к Денису. Закончу здесь все дела и поеду. Думаю, к февралю управлюсь.

Ну, к февралю не к февралю, а в начале марта мама отправила-таки контейнер со своими вещами и уехала поездом, забрав с собой особо хрупкие, дорогие ее сердцу безделушки. Свою часть квартиры она переписала на меня, теперь у меня была ровно половина. Еще одна четверть принадлежала отцу, и одна – Максу.

Провожая ее вместе с бабушкой, дедушкой и прочими многочисленными мамиными родственниками, я даже всплакнула. Стало тоскливо и одиноко. До дому меня довезли дядя Слава с тетей Ниной. Взяв с меня слово, что я буду им звонить, ежели что, они уехали, а я пошла к подъезду.

Как высидеть дома этот ужасно тоскливый вечер, не знала. Может, к Инке в гости рвануть? Но дома ли она? Наверняка на очередном свидании. Позвонила, так и есть. Не заходя в дом, принялась перебирать телефоны других своих подружек, но все они были заняты. Кто чем, но на меня времени не нашлось ни у кого.

И когда со скамейки у подъезда навстречу мне поднялась высокая гибкая фигура Красовского, я поняла, что рада ему. Вот просто до чертиков рада.

Он увидел мои полные слез глаза и сочувственно прошептал:

– Не переживай, Маш, все наладится, вот увидишь! – протянул было руки, чтоб обнять, но тут же их испуганно уронил. – К тебе можно?

В другое время я бы однозначно отказала, но сегодня на душе было так тяжело и муторно, что я показала рукой на двери подъезда и пошла вперед. Как известно, нет худа без добра. Пусть это для Красовского будет тест на порядочность. По крайней мере, выясню, можно ему доверять или нет.

Я шла неторопливо, не оборачиваясь, и лица Красовского не видела. Но судя по бесшумности, он даже дыхание затаил. Чтоб не спугнуть? Или от радости в зобу дыханье сперло? Невесело усмехнувшись, открыла дверь, впустила гостя и едва сдержала слезы от нахлынувшего одиночества.

Еще совсем недавно наша квартира была полна людей – брат, бабушка, мама с папой. А теперь я осталась одна. Может быть, мне нужно было уехать с мамой? Но там уже чужая семья. И маме ни к чему разрываться между мной и мужем.

А я уже большая девочка, я справлюсь.

И тут меня обхватили крепкие горячие руки.

– Маш, ты чего? – Лешка держал крепко, но воспользоваться моментом и не думал.

В его объятьях было так же тепло и уютно, будто меня обнимал Макс. И на меня нахлынуло давно позабытое чувство защищенности. Я чуть было не захлюпала носом, но сдержалась. Повела плечами, и он тут же меня отпустил.

Мы сняли верхнюю одежду, и пошли в большую комнату. Я плюхнулась на диван, откинула голову на спинку и замерла, стараясь совладать с расходившимися нервами.

Красовский осторожно присел рядом. Я чувствовала на своем лице его ласковый взгляд, но открыть глаза не было сил. Достаточно и того, что на вокзале я изображала спокойствие и уверенность. Никогда не думала, что это так тяжело, особенно когда хочется плакать.

– Поплачь, если тебе будет легче, – сочувственно предложил Красовский. – Вдруг поможет?

Плакать было стыдно и я, открыв глаза, повернулась к нему.

– Чаю не хочешь? – сказала это чисто по инерции, двигаться не было сил.

Он догадался и отрицательно качнул головой.

– Я понимаю, тебе сейчас тоскливо очень. И одиноко. Но ведь это не навсегда. Скоро замуж выйдешь, свои дети будут. И родители… – он вздохнул, видимо, припомнив свое детство, – станут не так уж и важны.

Спрашивать, за кого я замуж пойду, не стала. Зачем дразнить парня? Непорядочно это. Говорить мне не хотелось, но присутствие живой души рядом успокаивало. Хоть плакать при нем не буду, а то потом стану похожа на опухшую с перепоя алкоголичку.

Лешка не стремился больше утешать, наоборот, завел ни к чему не обязывающий разговор с шутками и прибаутками о наших общих знакомых из Ясиней. Слово за слово, и я мало-помалу успокоилась. Потом мы все-таки попили чай, вернее, пила его я, а он доедал вчерашний суп.